Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Мы не знали, кому доверить выпуск альбома, и рассматривали несколько человек. Звучали такие имена, как Рик Рубин, Брендан О’Брайен и другие. Точно не помню, кто предложил Боба Эзрина, но мы встретились с ним в студии «Хенсон» и записали песню Slither . Он тогда только выпустил последний альбом Jane’s Addiction , а до этого успел поработать с Элисом Купером, Pink Floyd, и его работы говорили сами за себя. Все прошло не так хорошо, как я надеялся; творческий вклад Боба в песню был слишком велик. У него было много задач одновременно и слишком много треков. В итоге получилось нечто перегруженное и чересчур сложное по сравнению с тем, чего мы ожидали от простой песни простой рок-группы.

Затем мы решили записать трек с Джошем Абрахамом, которого мы все знали. Он был относительным новичком в своей сфере. Его большой претензией на славу стал выпуск альбома Staind , который получился большим хитом. По крайней мере, я знал этот альбом, а Джош тогда работал над новым альбомом Кортни Лав. Мы записали с ним пробный трек новой песни под названием Headspace на студии «Эн-Ар-Джи» в Северном Голливуде. Трек получился что надо: барабаны, гитары и вокал звучали хорошо. Этого оказалось достаточно, чтобы мы решили записать с ним весь альбом.

В тот момент все уже знали о Velvet Revolver, и к нам проявляли интерес все крупные лейблы, хотя тогда их осталось не так уж много. Были «Крисалис», «Электра», «Ар-Си-Эй» и «Уорнерс», и все они питали к нам интерес. В конце концов, мы договорились с «Ар-Си-Эй».

Но сначала мы целую неделю принимали ухаживания в Нью-Йорке, ужинали и пили за счет корпораций. Оказалось, нетрудно решить, кого выбрать, как только Клайв Дэвис и Эшли Ньютон сели на самолет и прилетели к нам на репетицию в Толука-Лейк. Это было явное проявление искренности и солидарности, учитывая сложившуюся обстановку. Они сидели в помещении размером примерно в двадцать пять квадратных метров, и от нас и наших усилителей, гремящих им прямо в лицо, их отделял лишь бильярдный стол. Они высидели целых пять песен. Им хотелось узнать, что за шумиха вокруг нас, и послушать музыку в нашей естественной среде обитания.

– Было здорово, правда здорово, – сказал Клайв, когда мы закончили. – Спасибо.

Им понравились песни Slither и Fall to Pieces , а мы почти сразу приняли решение работать с ними. Так мы заключили контракт с «Ар-Си-Эй».

После предварительной обработки с Джошем в студии «Лэвиш» мы стали записывать основные треки в «Ар-Эн-Джи». Так совпало, что в студии по соседству над новым материалом снова работали Дин и Роберт из STP. На этот раз встреч с ними было не избежать. Они работали в соседнем помещении, и у нас получился общий холл. Было лишь вопросом времени, когда с ними столкнется Скотт, что бы мы ни делали, но все прошло хорошо. Они разрешили все разногласия. Дин сел рядом со Скоттом, и уж не знаю, о чем они говорили, но между ними не осталось никаких обид. Скотт даже поставил ему наши демо, мы тусовались все вместе, и все было нормально. Я тогда познакомился с Дином, и с тех пор вижусь с обоими ребятами, что замечательно – они оба классные парни.

Когда дело дошло до записи моих гитарных партий, мне хотелось поработать в студии поменьше, чтобы сэкономить группе денег, поэтому Джош предложил записать их у него в студии на углу бульваров Сансет и Хайленд. Там Джими Хендрикс записывал Axis: Bold as Love . Я вошел туда, и место оказалось довольно странным: потертый ворсистый ковер, старая краска, тараканы… и все такое. Мы с Джошем пришли в студию, а там был отличный микшерный пульт, а когда я поднял глаза, то увидел всего два маленьких студийных монитора «Ямаха AS-10» для колонок, на которых хорошо переслушивать записи, но, когда я записываю гитару в студии, я ставлю усилители в основном помещении, где находятся микрофоны, а играю в комнате управления, где за микшерным пультом сидит продюсер. Я так делаю главным образом потому, что терпеть не могу наушники. Эта студия совсем не подходила для моих целей. До того момента я обычно записывал основные треки вживую, как бы на черновик, а затем снова играл их в комнате управления, заставляя усилители в студии выдавать мегадецибелы, чтобы при наложении получилось похоже на настоящий концерт. По мониторам я ориентируюсь в записи, поэтому они должны быть большие и обязательно громкие. А эта парочка с таким бы не справилась.

– Так вот как ты записываешь гитары? – спросил я Джоша.

– Ну да… обычно этих студийных мониторов достаточно.

– Я никогда так не играл и сразу говорю, что они недостаточно громкие.

В этот момент я подумал о том, что все время повторяла мне моя жена Перла: я люблю выбирать сложный путь. Я понял, что из-за меня у Джоша и всей его студии дела идут только хуже. Я хотел поработать над этой своей привычкой, так что вместо того, чтобы поднимать шум и настаивать на том, чтобы снять новую студию и, возможно, нанять нового продюсера, я предпочел дать им шанс.

– Ладно, притащи мониторы побольше, и все получится, – сказал я. Джош искренне обрадовался.

Не могу сказать, что работать там было приятно. Инженеры брали в аренду то одни, то другие мониторы, и ни одни из них не звучали приемлемо. Ну, не совсем так – в последний день записи они все же притащили нужные. В итоге я остался доволен своей работой над нашим дебютным альбомом, но сейчас, вспоминая об этом, я понимаю, что мне было очень неудобно и я ощущал некоторые ограничения. В целом в этом альбоме я играю довольно сдержанно, и потому там меньше гитарных соло, чем могло бы быть. Я не ощущал нужной для импровизации свободы, как раньше.

Думаю, Дейву удалось получить гораздо больше от цифрового оборудования в студии, когда он пришел записывать свою партию. У него получилось великолепно: он добавил звуковые текстуры, которые создали полноценное гитарное звучание.

Скотта тогда в результате ареста приговорили к принудительному пребыванию в реабилитационном центре. Он приезжал и записывал вокал, а потом сразу возвращался обратно. Ему разрешалось работать только по три часа в день.

Мы с Даффом поехали в Нью-Йорк, чтобы помочь со сведением записей инженерной компании Джорджа Марино, и так получился альбом Contraband. В тот вечер я впервые за год выпил. Я довольно спокойно вспоминал о ситуации с Guns N’ Roses и Акселем, пока мы с Даффом не отправились в турне в поддержку первого диска Velvet Revolver. Я не распространялся о том, что произошло между мной и Акселем, и не собирался начинать. Но СМИ хотелось узнать мое мнение по этому поводу, и я ничего не мог с этим поделать. Ничего приятного я сказать не мог. Они словно задели меня за больной нерв, и вдруг все мои слова наполнились горькой злобой – в общем, это были чувства, противоположные тем, какие я бы хотел испытывать и выражать. Когда наши пути с Guns N’ Roses разошлись, я добросовестно старался сдерживаться и не высказывать в прессе никаких обид, в основном из тех соображений, что многие артисты до меня уже этим занимались, и ничего хорошего из этого не выходило. А теперь пресса, жаждущая драмы и конфликта, загнала меня в угол и все дергала за этот оголенный нерв. Мне не удавалось контролировать свои реакции. Все, что я тогда говорил об Акселе, носило негативную эмоциональную окраску. Конечно, Акселя это разозлило и заставило очернить меня в пресс-релизе в 2005 году, не говоря уже о том, что это еще больше усложнило судебное разбирательство по делу Guns N’ Roses.