Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Когда мы собрали альбом, подписали контракт и готовились отправиться в турне, у нас в руководстве произошли изменения, которые меня совершенно не устраивали. В итоге получилось так, что мой собственный менеджер существует где-то отдельно от группы. В теории это выглядело обоснованным решением, но на деле отдаляло меня от остальных ребят и порождало между нами и между командами менеджеров ощущение враждебности каждый раз, когда нужно было решить какое-то дело. Из-за этой ситуации у нас возрос уровень стресса, который в затяжных гастролях только усиливался. Напряжение никогда не влияло на нашу химию на сцене или в творческом плане, но в повседневном межличностном общении оно проявлялось, и концу турне мы готовы были вцепиться друг другу в глотки. Я уверен в своем решении, но только сейчас понимаю, как сильно раздражал остальных ребят в группе. Я понимаю, почему сводил их с ума.

Примерно в это же время Аксель решил выпустить пресс-релиз, который только подлил масла в огонь. Он широко освещен в прессе, так что не буду вдаваться здесь в подробности. Если коротко, то Аксель опубликовал заявление, в котором утверждал, что как-то рано утром я пришел к нему домой, в совершенно трезвом уме, и попросил урегулировать судебный процесс между нами, который продолжался уже много лет. Там также говорилось, что мы с ним какое-то время разговаривали и что я пренебрежительно отзывался о Скотте Вейланде и остальных ребятах из своей группы.

Правда же в том, что я не разговаривал с Акселем лично с тех пор, как ушел из группы в 1996 году. Грустно, но это так. Как-то вечером я и правда проезжал мимо его дома, но я был пьян – за рулем сидела Перла. Я подошел к двери и оставил записку, где говорилось что-то вроде «Давай что-нибудь решим. Позвони мне. Слэш». Но я отдал записку не Акселю, а его помощнику.

В общем, Аксель опубликовал заявление, которое стало важным событием в прессе, потому что Аксель впервые публично высказал свое мнение обо мне, судебном разбирательстве и обо всем этом.

Как я уже сказал, этот инцидент широко освещен в прессе и в интернете, и любой, кому это интересно, может найти о нем исчерпывающую информацию.

Дело в том, что этот инцидент и то, как негативно он сказался на Velvet Revolver, меня ужасно расстраивало. Мне до сих пор тяжело даже говорить об этом, не то что приводить здесь полный текст. Я уже представлял, как все, чего я таким трудом добился, развалится на части.

А теперь по порядку. Во-первых, судебный процесс стал затянувшимся кошмаром. Опасаясь дальнейших судебных разбирательств, я постараюсь объяснить это проще: с 2001 года мы вели судебный процесс на предмет авторских прав и прибылей от лицензионных продуктов и товаров с символикой. Это была типичная для распавшейся группы судебная тяжба, в которой каждой стороне кажется, что другая сторона ее обирает. Путь рок-н-ролла вечно усеян подобным дерьмом.

Но больнее всего было то, что мне пришлось оправдываться перед своей группой. Я встретился с ребятами и заявил, что сказанное Акселем – неправда, но он описал вымышленные события так подробно, что, похоже, все поверили ему. Ребята испытывали сомнения относительно моей версии событий. В то же время я очень искренне изложил им все как есть. Сначала я подумал, что нужно ответить публично, и сказал группе, что сделаю это, но потом решил, что это только усложнит ситуацию и затянет ее на неопределенное время.

Я не знал, что делать: я по-прежнему хотел выступить с заявлением, ведь от этого зависел мой авторитет. Через несколько дней мы собрались всей группой, и Скотт не пришел. Видимо, я оскорбил его тем, что ничего не предпринял.

Затем Скотт опубликовал свое ответное заявление. Он наехал на Акселя по всем фронтам. А моей инстинктивной реакцией было не «да, ты прав», а «ты не можешь говорить плохо про Акселя!». Я могу говорить об Акселе плохо, я могу делать это хоть целыми днями, если захочу, – потому что я много лет его терплю. Но ни Скотт, ни кто-либо другой не имеет на это права.

В результате напряженность в группе усилилась, и я забрал свои инструменты из домашней студии Мэтта Сорума, где мы писали и репетировали.

Пошли слухи, что я ушел из Velvet Revolver и вернулся в Guns N’ Roses. Не знаю, кто их пустил, но они оказались живучими и усилили изнурительную внутреннюю борьбу. СМИ эта сказка особенно понравилась: Слэш якобы бросил своих бывших товарищей по Guns, чтобы снова играть с Акселем в проекте Guns N’ Roses, каким бы он ни стал. По-моему, в тот период должен был выйти альбом Chinese Democracy, о релизе которого объявляли из года в год.

То, что обо мне говорили, было правдоподобно, но правда в том, что говорили не совсем то. Во всех музыкальных газетах, по радио и в интернет-блогах эту тему мусолили постоянно – избежать ее было просто невозможно. Она оказалась словно высечена в камне: я ушел из Velvet Revolver и возвращаюсь в Guns. Ни одного из этих событий не произошло: за те несколько месяцев, что я провел дома, я только записывал свои музыкальные идеи на цифровом многоканальном оборудовании.

Пришлось занять выжидательную позицию: у нас всех ушло некоторое время на то, чтобы все это преодолеть. Наконец, когда все закончилось, мы вернулись к работе. В один прекрасный день я пришел к Мэтту, как будто ничего и не было.

– Послушай, приятель, – сказал я. – Все это было просто смешно, да и сейчас по-прежнему нелепо. Могу я рассказать тебе, что произошло на самом деле?

– Да, приятель.

Я рассказал всю историю с самого начала, именно так, как все и было. Очевидно, время показало, что я не помирился с Акселем и не собираюсь возвращаться в Guns N’ Roses – ничего из этого так и не произошло! Этот факт, кажется, убедил ребят, что я сказал им правду. Я не считал нужным объясняться перед ними, но объяснялся, и меня это ужасно злило. В конце концов я это пережил, и они тоже. После того разговора один на один с Мэттом я поговорил лично с каждым: с Киршнером, Даффом и Скоттом. В общем, это была совершенно ненужная драма независимо от того, была ли в ней какая-то недосказанность. Я не хотел тратить время на такие вещи. Но мы прошли через это. И сегодня нам всем гораздо легче.

Группа наконец собралась, и мы начали репетировать у Мэтта в звукозаписывающей студии в гараже. Мы снова нашли общий язык и стали работать над новым материалом для следующего альбома. В тот период я порвал вращательную манжету плеча, когда занимался в зале, и пошел к врачу. Он прописал мне несколько оздоровительных упражнений и дал баночку викодина. Я чертовски хорошо знал, что такое викодин и как он на меня действует, но, так как мне выписал его врач, прием лекарства показался мне нормальным и даже необходимым. Я принимал его, как сказано в рецепте, каждые четыре часа. Вскоре четыре часа превратились в два, затем в один, а затем и в пятнадцать минут, и так со мной вечно и бывает.