Сергей Михеенков - Федюнинский

Наконец поступили первые сообщения. В глубине снежной ямы послышался зуммер телефона. Докладывали из батальонов.

— Продвигаются! Вопреки всему продвигаются! — Капитан Чумак торжествовал.

Об этом бое генерал Федюнинский после войны вспоминал: «За ночь полк продвинулся километра на два, уничтожив опорный пункт противника. На рассвете мы с капитаном Чумаком пошли по полю недавнего боя. Там, где прошли солдаты, виднелись глубокие извилистые борозды. Тела убитых не лежали, а стояли в снегу, наклонившись вперед. Казалось, что и мертвыми бойцы стремились в атаку. И не было среди убитых ни одного, который в последние минуты жизни повернулся бы спиной к врагу!»

Свои мемуары Федюнинский писал во времена, когда за каждой генеральской печатной строкой недреманным и строгим оком надзирало Главное политуправление Министерства обороны СССР. Поэтому все взаимоотношения уровня командарм — комфронта причесаны и приглажены до полной гармонии, чего, разумеется, на самом деле не было. Многое, в том числе и в описании этого боя, маскировалось пафосом. Пафос здесь уместен: ибо что еще, по прошествии лет, мог сделать генерал, пославший своих солдат на смерть? Они умерли, выполняя приказ своего командира полка, а в конечном счете волю его, командующего. А он в поисках смысла понесенных его армией потерь всю жизнь вспоминал своих мертвецов, остановившихся по пояс в том проклятом снегу в своей последней атаке.

На следующий день позвонил командующий войсками Ленинградского фронта Хозин. Федюнинский доложил правду. Она была горькой. Командир дивизии не поддержал успешную атаку 502-го полка артиллерией. Вдобавок ко всему соседний полк, который должен был поддержать батальоны капитана Чумака, потерял направление и двинулся в другую сторону. Соседняя 198-я стрелковая дивизия, поддерживавшая действия атакующих, своим авангардом, предназначенным для развития удара, заняла не то исходное положение и никакой реальной помощи наступающим не оказала.

Разговор был тяжелым. Комфронта мрачно предупредил:

— Мы не на военной игре. Начальники должны строго следить, чтобы войска занимали те исходные положения, которые им указаны.

В эти дни в 54-ю поступило пополнение. Маршевые роты пришли из Ленинграда и из-под Волхова. Были и уральцы. Им Федюнинский был особенно рад. Ленинградцев надо было еще откармливать — бледные, худые, в строю шатались. А уральцев сразу вывели на передок, в окопы. Но пополнение оказалось невелико — 1500 человек на всю армию, капля в море. Такие пополнения никак не восполняли потери, понесенные в боях и от морозов. Генерал Мороз, как известно, воевал с обеими армиями.

Бои в районе Погостья продолжались. Атаки сменялись контратаками противника. Сверху звонками и телефонограммами постоянно напоминали: вперед, вперед, во что бы то ни стало вперед! Насколько были истощены и обескровлены части и соединения армии, показывает такой эпизод.

Из штаба фронта позвонил начальник оперативного отдела и попросил уточнить номера полков, которые действовали на развилке дорог восточнее станции Погостье.

— Тут, по-моему, какая-то каша. Неужели все три полка действуют в одном эшелоне?

Начальник штаба армии взял трубку:

— Напрасно удивляетесь. В трех полках так мало людей, что на развилке места с избытком хватает всем. Второго эшелона нет, так как второй эшелон формировать не из кого. Так что восточнее Погостья в трех полках в лучшем случае по взводу бойцов, и командуют ими сержанты.

Именно в эти дни 2-я ударная армия генерала Н. К. Клыкова на узком участке прорвала немецкую оборону и устремилась вперед. Когда ее наступление выдохлось, отдали приказ на наступление 54-й армии, предварительно усилив ее. Командование фронта, таким образом, не согласовало удары двух армий. Обе армии значительно приблизились к Любани, но достигнуть ее не смогли. Противник получил возможность воздействовать на их маневр последовательно, погасив атаку вначале одной ударной группировки, по-том другой. Так тогда воевали.

При этом немцы не упустили возможности отсечь глубоко вклинившиеся в их оборону войска 2-й ударной армии. Как поясняют историки, «ко второй половине февраля 1942 года “котел”, в котором впоследствии была уничтожена 2-я ударная армия, практически сложился».

Бои продолжались. Наши армии, в соответствии с приказами штабов фронтов, штурмовали немецкие опорные пункты, зачастую в лоб, теряя людей, расходуя и без того скудные запасы снарядов и патронов. За каждый такой опорный пункт войска Ленинградского и Волховского фронтов платили полком, а то и двумя, тогда как немецкий гарнизон составлял роту, усиленную артиллерией и минометами; в критический момент гарнизон отходил по расчищенной от снега дороге на тыловую позицию. Все приходилось начинать сначала. Приобретение Красной армии оказывалось невеликим — километр-два захваченной территории, нашпигованной минами.

Девятнадцатого марта северная и южная группы 18-й армии немцев соединились в четырех километрах от Мясного Бора между реками Полисть и Глушица. 2-я ударная оказалась в полном окружении. Начались попытки деблокировать окруженных. Иногда на сутки-двое нашим войскам удавалось разрывать кольцо окружения, в образовавшуюся горловину выходили полки и даже дивизии.

В апреле генерала Н. К. Клыкова Ставка заменила генералом А. А. Власовым, который до этого исполнял обязанности заместителя командующего войсками Волховского фронта. Наступала весна, распутица. Ухудшилось положение со снабжением. Немцы приступили к рассечению «котла», уничтожая по частям блокированную в лесах и болотах армию. 21 апреля Ставка приняла решение об объединении Волховского и Ленинградского фронтов в один — Ленинградский. Это только ухудшило управляемость войсками в районе действий.

В эти дни, впрочем как и всегда, Федюнинский постоянно бывал в войсках. В одной из публикаций в интернете я случайно наткнулся на одно «историческое исследование» по теме Любаньской операции, причин ее неудач и гибели 2-й ударной армии. В ней говорилось, с иронией, о том, что-де генерал Федюнинский руководил действиями своих дивизий из штаба по карте… Это «исследование» можно было бы и пропустить, не отвлекаясь на его выводы не столько научного, сколько публицистического характера. Однако, к сожалению, в последнее время в общественном мнении преобладает навязанный социальными сетями чисто дилетантский, поверхностный взгляд. Этот общественный порок (иначе такое явление назвать трудно) существенно искажает образы великих полководцев той войны, в первую очередь Георгия Константиновича Жукова. А поскольку Иван Иванович Федюнинский почти всю войну был рядом с ним, то досталось и ему. После войны так действовали спецслужбы и официальная власть: когда потребовалось выбить из-под Маршала Победы опору в войсках и обществе, арестовали более ста генералов и офицеров из его окружения. Зачастую только потому, что они были рядом, что он им доверял, а они платили преданностью и надежностью во всех делах, в первую очередь, разумеется, военных.