Сергей Михеенков - Федюнинский

Когда разыскали деревню, где должен был размещаться передовой КП командира 43-го корпуса, оказалось, что генерал Андреев еще в пути, а штабная изба не оборудована, так как все необходимое комкор вез с собой. В пустом кирпичном доме сидели комендант и несколько солдат. Солдаты возились у печи и никак не могли ее затопить. И тут к делу приступили его сибиряки. Быстро накололи дров, осмотрели печь, вытащили из дымохода кирпич, перекрывший тягу, и — загудела печь! Сразу стало теплее, уютнее. И не так уже раздражала нераспорядительность командира корпуса. В тепле можно было и подождать, отдохнуть от войны.

Федюнинский сидел у окна, посматривал на дорогу, на высотку, куда уходил проселок. Генерал Андреев со своим штабным обозом все не появлялся. Комендант ругал связистов за нерасторопность: генерал вот-вот прибудет, а связь еще не наведена.

Иногда командарм отрывался от окна, смотрел на своих автоматчиков. Лица веселые, но все уже усталые, как будто даже постаревшие. Устали ребята от войны. Некоторые уже вздремнули, привалившись к белому боку печи и обняв свои автоматы. Небось, снятся мамкины пироги да девчата. Генерал и сам вдруг потерялся в сладкой детской мечте: вот оказаться бы сейчас в родном Гилеве на берегу Кармака с удочкой…

Снова посмотрел в окно. Высотка и дорога, уходящая к ней, по-прежнему оставались безлюдными. Начал сочинять письмо жене, складывать строчку за строчкой…

А дальше произошло то, что, пожалуй, каждый солдат пережил на фронте и что всех их, фронтовиков, и простого рядового, и генерала, так крепко роднит — в одно мгновение судьба поставила их между жизнью и смертью, или — или…

«И вдруг, — вспоминал Федюнинский, — я увидел, что, огибая эту высотку, к дому движутся двенадцать танков, а за ними спешит пехота — человек около ста. Когда танки подошли ближе, стало ясно, что это фашистские машины с черно-желтыми крестами на боку.

Что делать? Отходить некуда — дом стоит на открытом месте. Начнем перебегать к лесу — фашисты всех положат пулеметным огнем, да от танков и не убежишь. Осталось одно — защищаться до последнего.

В доме нас было четырнадцать: шесть автоматчиков, два шофера, два радиста, шифровальщик, комендант, мой адъютант Рожков и я. Положение создалось не из веселых: соотношение сил было явно не в нашу пользу.

Я приказал всем встать у окон, проверить оружие, подготовить гранаты, которых у нас нашлось около десятка.

Помню, не страх, а злость и досаду испытывал я в те минуты. Очень уж глупым казалось погибнуть вот так, в результате нелепой случайности и собственной беспечности.

Танки подходили все ближе. Они шли, вытянувшись в колонну. Пехота еще не развернулась в цепь и двигалась беспорядочной толпой. Значит, противник не обнаружил нас. Но около дома стояли автомобили. Их-то гитлеровцы не могли не заметить, проходя мимо. Придется нам открывать огонь первыми. Нужно попытаться отсечь от танков пехоту, а потом гранатами вывести из строя хоть несколько машин. Может, удастся заставить противника повернуть.

Пехота уже метрах в двухстах. Солдаты идут по-прежнему толпой. Никаких приготовлений к бою незаметно. У танков открыты люки. Что ж, тем лучше!

— Огонь! — скомандовал я.

Дружно затрещали наши автоматы. Внезапный удар ошеломляет, сеет панику. Несколько фашистских солдат сразу упало, а остальные — я даже не поверил своим глазам, — вместо того, чтобы залечь или развернуться в цепь, бросили оружие и подняли руки. Танки остановились, из люков высунулись танкисты, махая белыми платками.

Что за чертовщина? Почему сдаются, чего испугались?

Трое наших автоматчиков вышли из дома и, держа оружие наготове, направились к гитлеровцам. Мы для острастки дали еще несколько очередей из автоматов. Вскоре автоматчики вернулись и привели с собой фашистского офицера, который немного говорил по-русски.

Из его объяснений мы поняли, что это подразделение оторвалось от своей части и второй день блуждает по окрестным лесам и болотам. Потеряв надежду соединиться со своими, гитлеровцы решили при первой возможности сдаться в плен.

Генералу армии Л. А. Говорову я не рискнул докладывать об этом случае. Но член Военного совета фронта каким-то образом узнал обо всем и сделал мне выговор за беспечность».

История, конечно, более чем удивительная. Из тех, в которые трудно поверить, зная, с каким ожесточением сражались немецкие солдаты до самой капитуляции. Но видно, горячо молилась поповская дочка за своего мужа — чтобы все стрелы огненные миновали его и вернулся он с войны живым и здоровым.

Между тем 19 января 1944 года была очищена от противника Ропша, а на следующий день юго-восточнее Ропши части одной из дивизий 2-й ударной армии сомкнулись с авангардом 42-й армии, наступавшей от юго-западных рубежей обороны Ленинграда. На какое-то время наши войска замкнули кольцо окружения вокруг петергофско-стрельнинской группировки, оборонявшей этот участок фронта. Но сил для удержания окруженных в «котле» оказалось недостаточно, и 20 января основные их силы прорвались и ушли на соединение с основной группировкой, оттесненной на запад. Однако тяжелое вооружение [62] В качестве трофеев в несостоявшемся «котле» было захвачено 265 орудий, из них 85 дальнобойных. , транспорт, склады со снаряжением, боеприпасами и продовольствием бросили. В плен попали более 1000 солдат и офицеров.

Дальнейшие события, как всегда бывает во время удачного наступления, развивались стремительно.

Из штаба Ленфронта поступил приказ: 2-й ударной армии ударом в юго-западном направлении перерезать пути отхода противника на Нарву, отбросить его в лесисто-болотистый район южнее Кингисеппа и Сиверской и там уничтожить.

Корпуса быстро провели перегруппировку. По приказу командующего Ленфронтом, ударные части армии повернули на 180 градусов, фронтом на запад, и продолжили преследование отступающего врага. Впереди был Кингисепп.

Противник стремился как можно быстрее отойти западнее и укрыться за линией «Пантера». Чтобы остановить дальнейшее продвижение русских после неудачи на курском выступе, Гитлер приказал выстроить мощный «Восточный вал» — непреодолимую полосу обороны по всему фронту с юга на север. Этот вал должен был защитить Европу от большевизма, то есть наступающей Красной армии. Оборонительный рубеж на юге назывался «Вотан», в центре и на севере, от Витебска до Нарвы, — «Пантера». Противотанковые рвы, минные поля, проволочная сеть, пулеметные площадки, противотанковые районы. На юге «Восточный вал» был прорван осенью 1943 года во время броска фронтов после битвы на Курской дуге. На севере на участке «Пантера» немцы держались еще почти полгода.