Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Дня четыре спустя послѣ сего имѣлъ я неудовольствіе узнать о чудной и удивительной клеветѣ на моихъ домашнихъ, сплетенной старшею сестрою сего господина Верещагина, старинною и тайною недоброхоткою къ нашему дому. Изъ досады и зависти для 'госпожъ Бакуниной, [которая] къ намъ была весьма благопріятна, восхотѣла она ее съ нами разсорить, и для того сплела и насказала имъ на жену и прочихъ домашнихъ моихъ такую дьявольскую небылицу, какой у нихъ никогда и на умѣ не было, и довела до того, что сестра госпожи Бакуниной болѣе года на насъ сердилась.

Услышавъо семъ, не могъ я довольно надивиться злости людей и той хитрости, съ какою бездѣльники стараются собственными своими затѣями обвинять другихъ. и вклёпывать на нихъ то, что имъ и во снѣ на умъ не приходило. Относилось сіе до нѣкоторыхъ обидныхъ словъ, говоренныхъ будто женою и ея матерью о племянницѣ госпожи Бакуниной; но, по счастію, ѣздившая около сего времени къ госпожѣ Бакуниной моя жена съ дочерью, имѣла случай оправдаться и вывести сіи сплетни наружу и сохранить чрезъ то дружбу съ симъ домомъ.

Не успѣли мы святокъ своихъ кончить, какъ на самое крещеніе принужденъ я былъ опять скакать въ Тулу, для поговорки съ отъѣзжающимъ въ Петербургъ моимъ меньшимъ командиромъ. Въ сей разъ я съ тѣмъ меньшею досадою отправился въ сей путь, что имѣлъ я до него и собственную свою нуждицу. Хотѣлось мнѣ его попросить, не можетъ ли онъ, въ бытность свою въ Петербургѣ, учинить что-нибудь въ пользу моего сына. Свиданіе съ нимъ было и въ сей разъ таковое же, какъ и прежнее, и казалось, что сей полукомандиръ мой былъ столько-жъ ко мнѣ благосклоненъ, какъ и прежде, но что на сердцѣ у него было, того мнѣ знать было не можно, и нѣкоторыя вѣсти, слышанныя мною въ сей разъ въ Тулѣ, приводили меня въ смущеніе и нѣсколько озабочивали. Сказывали мнѣ, яко бы онъ на меня очень сердится и злится, думая, что я на него намутилъ намѣстнику; но Богу одному извѣстно, сколь невиненъ я былъ съ сей стороны и сколь всегда былъ, по добродушію своему, удаленъ от такихъ ненавидимыхъ мною и въ другихъ людяхъ наушничествъ. Далѣе сказываемо мнѣ было, яко бы и намѣстнику на меня имъ и другими наскучено всякой всячины довольно, и что онъ отзывался, будто бы, что онъ теперь обо мнѣ не такихъ уже мыслей, какъ былъ прежде. Сему хотя я худо вѣрилъ, и тѣмъ паче, что и слышалъ от такова человѣка, который не самъ то слышалъ, однако какъ все то от завистниковъ моего мѣста, и особливо Веницеева и князя Назарова, весьма легко могло статься, что прискорбно весьма мнѣ все сіе было, и я жалѣлъ буде бы то все была правда; однако, надѣялся, что невинность когда-нибудь окажется сама собою и ложныя клеветы злодѣевъ откроются къ собственному стыду ихъ. Я утѣшался до поры до времени тѣмъ, что тогда въ обращеніи со мною командира моего не замѣтно было ничего тому подобнаго. Онъ разстался со мною дружески и не только далъ охотно мнѣ доз- воленіе съѣздить безъ него сею зимою на короткое время въ Москву, но обѣщалъ и въ разсужденіи сына моего употребить все, что ему будетъ можно.

Въ кратковременную мою въ сей разъ бытность въ Тулѣ, квартировалъ я опять у прежняго нашего городничаго г. Сухотина, бывшаго уже совѣтникомъ въ казенной палатѣ, и пріязнью сего моего прежняго знакомца и пріятеля былъ очень доволенъ. Онъ и жена его были мнѣ очень рады и угощали меня какъ бы роднаго. И какъ съ нимъ случилось мнѣ ѣздить къ тульскому знаменитому купцу и заводчику Антипу Максимовичу Мосолову, то сей случай спознакомилъ меня съ симъ весьма ласкавшимся ко мнѣ умнымъ человѣкомъ. Были мы также съ хозяиномъ моимъ и у сотоварища его, совѣтника Сиверса, гдѣ препроводилъ весь вечеръ въ играніи съ нимъ въ вистъ. И проигравъ съ нимъ около десяти робертовъ, возненавидѣлъ я еще болѣе сію игру, которая и до того для меня ни мало была не увеселительна, и я не инако какъ съ крайнею неволею играть въ нее саживался.

Отправившись 9-го числа обратно въ Богородицкъ, принужденъ я былъ терпѣть много безпокойствъ въ дорогѣ отъ сдѣлавшейся вдругъ посреди зимы превеликой оттепели и оттого такой распутицы, какая бываетъ въ самую даже половодь. Почему, хотя съ трудомъ, но кое- какъ добрался я до спокойнаго своего мѣста и тотчасъ принялся опять за свои кабинетныя упражненія.

Сіи состояли въ сіе время наиболѣе въ сочиненіи матеріала для моего «Экономическаго Магазина», также въ читаніи и переправкѣ переведеннаго мною прекраснаго романа «Герфорта и Клары».

Кромѣ сего, по-вечерамъ читывалъ я дѣтямъ своимъ и «Дѣтскую свою Философію», и посредствомъ оной спознакомливалъ ихъ съ натурою.

Дни черезъ три послѣ пріѣзда моего, имѣлъ я у себя неожидаемаго, но несколько замѣчанія достойнаго гостя. Былъ то господинъ Каверинъ, Иванъ Никитичъ, сынъ деревенскаго сосѣда моего Никиты Ивановича и внук того самаго старика Ивана Ѳедоровича Каверина, о которомъ я нѣкогда вамъ разсказывалъ, а племянникъ родной самого того г. Новикова, съ которымъ имѣлъ я тогда по изданію моего «Экономическаго Магазина» дѣло. Гость сей былъ человѣкъ молодой и могшій быть женихомъ моей старшей дочери. Дѣла никакого хотя еще не было, но мы желали давно его видѣть. Госпожа Челищева, гостившая у насъ незадолго предъ симъ, предлагала намъ его въ женихи сама от себя, но онъ, какъ сказывали намъ, сватался тогда на дочери друга моего Василія Ѳедоровича Шушерина; но та невѣста была для него слишкомъ богата, а моя, напротивъ того, слишкомъ бѣдна. Итакъ, хотя для всѣхъ насъ показался онъ довольно сносенъ и непротивенъ, но ничего не воспослѣдовало, и невидимая десница Всемогущаго спасла дочь мою от сего жениха, который и по-нынѣ еще не женатъ и едва ли когда-нибудь женится, будучи за нѣкоторые проступки лишенъ чиновъ и достоинства.

Не успѣли мы сего пробывшаго у насъ цѣлый вечеръ и ужинавшаго гостя от себя проводить, какъ перетревожены мы были неожиданнымъ пріѣздомъ къ намъ намѣстничьяго адъютанта Ивана Елисѣевича Комарова, посланнаго на встрѣчу переѣзжающему изъ Воронежа въ Калугу бывшему крымскому хану Шагин-Гирею и долженствующему проѣзжать чрезъ нашъ Богородицкъ. И какъ сей проѣздъ его былъ нѣсколько достопамятенъ и для меня, то разскажу я вамъ объ ономъ нѣсколько подробнѣе.

Сей извѣстный въ свѣтѣ послѣдній обладатель знаменитаго полуострова Крыма, по уступленіи намъ на вѣкъ своего владѣнія, жилъ до сего въ Воронежѣ, гдѣ довольствованъ онъ былъ всѣмъ возможнымъ изобиліемъ и доставляемо было ему всякое успокоеніе; но около сего времени, неизвѣстно уже для чего, высочайшей волѣ нашей тогдашней императрицы угодно было приказать перевесть его изъ Воронежа въ Калугу и тамъ для жительства построить ему особый домъ и доставлять также всѣ житейскія выгоды. Носилася тогда молва, что нѣкоторый родъ притѣсненія терпѣлъ онъ от имѣвшаго тогда уже во всемъ великую власть извѣстнаго князя Потемкина, за что- то его нелюбившаго и старавшагося всячески недопустить его до двора императрицы, чего онъ съ великою ревностью добивался. Но какъ бы то ни было, но велѣно было, при тогдашнемъ его переѣздѣ изъ Воронежа въ Калугу, оказывать ему вездѣ особенную честь, какъ бывшему владѣющему государю; выставлять вездѣ подъ него и свиту его до ста подводъ и вездѣ его встрѣчать и провожать исправникамъ и городничимъ, и вездѣ доставлять возможнѣйшее успокоеніе. А для всѣхъ нужныхъ распоряженій къ тому и для встрѣчи его на границахъ нашего намѣстничества и отправленъ былъ от намѣстника, какъ помянуто, адъютантъ г. Комаровъ.