Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

По-утру пошелъ я къ Дурову: онъ принялъ меня также, какъ прежде, ни тепло ни холодно; все скромничалъ и ни о чемъ не сказывалъ, а я не спрашивалъ, да и спрашивать было неприлично. Только то было примѣтно, что онъ съ докладами у самой императрицы не былъ и не имѣлъ счастья быть ей представленнымъ; а всѣ свои представленія пустилъ чрезъ г. Трощинскаго, своего благодѣтеля, который, можетъ быть, и обѣщалъ ему и безъ него все желаемое и сдѣлать. Поговоривши нѣсколько съ нимъ и примѣтивъ, что ему надобно было писать, далъ я ему свободу и ушелъ къ себѣ въ домъ.

Въ послѣдующій за симъ день провелъ я опять все утро у своего начальника, показывалъ ему свою рекрутскую работу, и хотя вынуждалъ признаться, что она очень хороша, но благодарности за нее я никакой не получилъ от сего нечувствительнаго человѣка. Сіе меня нѣсколько поогорчило. Впрочемъ, о себѣ и въ сей день я ничего еще не узналъ, и узнать не могъ, а только могъ кое-что примѣтить перемѣнное въ распоряженіяхъ съ деньгами и въ прочемъ. Казалось, что ему, конечно, въ Петербургѣ говорено было, чтобъ онъ не слишкомъ умничалъ и не затѣвалъ новости, а держался бы болѣе старинѣ. Но какъ бы то ни было, но скромность его была непомѣрная, и ничего точнаго узнать было не можно, почему и я о судьбѣ своей ничего еще не зналъ и не вѣдалъ и былъ въ совершенной неизвѣстности.

Въ томъ же прошелъ у насъ и послѣдующій день, въ который ѣздилъ я къ нему съ зятемъ своимъ Воронцовымъ и имѣлъ удовольствіе сдѣлать сему маленькую услугу, выпросивъ у Дурова ему желаемое имъ число земли въ наемъ, безъ переторжки; а въ послѣдующій за симъ день и начали уже съѣзжаться дворяне, для торга землянаго. И какъ наѣхало ихъ довольно, то день сей былъ для насъ суетливой, и надобно было и къ торговлѣ сей все нужное готовить и заниматься пріѣзжими господами, изъ коихъ многіе изъ знакомыхъ квартировали у меня въ домѣ. Наконецъ, въ день, назначенной для сей торговли, оная у насъ и происходила. Съѣхалось для ней великое множество народа, а не мало было и дворянства. Все утро занимались мы отдачею земли въ оброкъ, и всѣ обѣдали у господина Дурова, и пробыли до вечера, а въ вечеру ходили опять въ свою отдаточную камору, и отдавали долго, но всего кончить не могли. Дуровъ велѣлъ мнѣ зайтить къ нему и тутъ мы просидѣли съ нимъ весь вечеръ и ранжировали земли. Онъ былъ въ сей день отмѣнно ко мнѣ благосклоненъ, и, раздавая особенныя земли не только удовлетворилъ мою просьбу вразсужденіе зятя моего, но на самаго меня почти навалилъ 100 десятинъ по самой низкой цѣнѣ и унялъ меня у себя ужинать. Словомъ, онъ былъ ко мнѣ отмѣнно добръ, и я былъ имъ доволенъ.

Торговля сія продолжалась и на другой день, но только до обѣда, и почти вся кончилась. Послѣ обѣда приходилъ ко мнѣ братъ г. Дурова, Алексѣй Степановичъ Козинъ, съ старшимъ сыномъ Дурова. Первый изъ нихъ лѣчился на машинѣ, и оба просидѣли долго, и я ихъ заговорилъ обо всемъ и обо всемъ.

Едва они от меня ушли, какъ получилъ я письмо от оставшагося въ Тулѣ сына моего, приведшее меня въ смущеніе превеликое. Онъ писалъ ко мнѣ, чтобъ я пріѣхалъ въ Тулу, хотя на короткое время, поелику намѣстникъ проговаривалъ, что онъ ѣдетъ въ Петербургъ и чтобъ я воспользовался его ѣздою туда вразсужденіе моей просьбы объ отставкѣ и пенсіонѣ. Я не зналъ, что мнѣ дѣлать, ибо надлежало рѣшиться подавать о томъ просьбу, или нѣтъ. Весь послѣдующій за симъ день я о томъ и о непостижимой сокровенности своего начальника думалъ и размышлялъ и рѣшился наконецъ, для разрѣшенія своего сомнительства, спросить Дурова прямо о томъ, какъ онъ представилъ о моемъ мѣстѣ, и потомъ проситься въ Тулу, дабы тѣмъ разорвать все сомнѣніе и узнать оставаться ли мнѣ тутъ, или перебираться въ деревню.

Итакъ, улучивъ такое время, когда онъ былъ одинъ, пошелъ я къ нему и, заведя рѣчь о тульской ѣздѣ, выпросился я у него туда, приводя въ предлогъ дѣло сыновнее, и открывшись ему дѣйствительно въ томъ, что у меня говорено было объ немъ съ намѣстникомъ. Получивъ къ ѣздѣ дозволеніе его, отважился я наконецъ спросить его о себѣ и, смѣючись говорилъ ему, что онъ намъ ничего не сказываетъ, въ какой силѣ представилъ объ насъ съ бобриковскимъ управителемъ и о моемъ мѣстѣ. Съ трепетомъ и смущеніемъ духа ожидалъ я, что онъ скажетъ. Но какъ удивился, когда онъ сказалъ мнѣ въ отвѣтъ, что это окажется тогда, и притомъ спросилъ, на что бы намъ это знать хотѣлось? «Какъ на что, сказалъ я; для того, чтобъ я могъ самъ о себѣ расположить, можно-ль мнѣ будетъ здѣсь остаться или нѣтѣ». Онъ опять повторилъ, что все означится послѣ и, давая тонъ, что я буду доволенъ. «Мнѣ же ничего худого объ васъ написать и представить было не можно, равно какъ и о Семенѣ Алексѣевичѣ Верещагинѣ». Словомъ, хотя и не сказалъ, но я могъ догадаться, что онъ написалъ въ представленіи своемъ что-нибудь хорошее. Итакъ, сталъ я опять въ пень и остался въ прежней нерѣшимости, однако, сколько-нибудь поспокойнѣе въ мысляхъ. Самъ начальникъ мой сдѣлался съ сей минуты нѣсколько повѣреннѣе со мною. Мы говорили о Бобринскомъ, и онъ сказывалъ мнѣ, что онъ хочетъ жениться, и такъ далѣе. Потомъ согласились всѣ ѣхать кататься, и поѣхали на Лебедянскую дорогу, вмѣстѣ съ г. Козинымъ, его братомъ, и все было хорошо. При возвращеніи, зазвалъ я ихъ къ себѣ на перепутьи и постарался угостить ихъ всячески. Чѣмъ день сей былъ и конченъ, такъ что я почти сожалѣлъ, что просился въ Тулу; однако, ѣзды сей не отложилъ, и рѣшился ѣхать туда на другой день послѣ обѣда.

По-утру ходилъ я опять къ г. Дурову и нашелъ его упражняющагося въ отдачѣ въ оброкъ мельницъ, и имѣлъ опять съ нимъ один-на-единѣ весьма важный разговоръ. Онъ все подозрѣвалъ меня, что я мучу на него намѣстника, и потому секретничалъ от меня безъ всякой нужды. Меня сіе очень разстрогало, и я всячески старался увѣрить его о противномъ и говорилъ много и долго. Онъ сдѣлался ко мнѣ ласковѣе и продержалъ меня такъ долго, что домой возвратился уже въ часъ. Тутъ давай скорѣе собираться и убираться и ѣхать въ Тулу. Я и дѣйствительно успѣлъ не только выѣхать, но и доѣхать въ сумерки до Дѣдилова. Тутъ хотѣлъ-было я пристать по-прежнему у знакомаго мнѣ харчевника, но, размахавшись и вошедъ въ избу, увидѣлъ тутъ сидящую молодую госпожу Гагину и пьющую чай. Я скорѣе, скорѣе опять вонъ, и бѣжать къ старику Юлѣ и ночевалъ уже у сего моего стариннаго знакомца.

Наступившій за симъ день былъ также одинъ изъ достопамятныхъ въ моей жизни. Вознамѣрясь поспѣшить своимъ пріѣздомъ въ Тулу, и побывать еще въ тотъ же день у намѣстника, всталъ я очень рано и, воспользовавшись мѣсячною ночью и хорошею дорогою, пріѣхалъ, еще досвѣта въ Тулу и засталъ всѣхъ своихъ родныхъ еще спящихъ и отдыхавшихъ послѣ послѣдняго и многочисленнаго маскарада, на которомъ они часа два за полночь пробыли. Я поспѣшилъ одѣться как-можно скорѣе и, переговоривъ обо всемъ съ своими, поѣхалъ къ намѣстнику, въ первой разъ въ своей новой и прекрасной двумѣстной каретѣ. Я не нашелъ у намѣстника никого, а самого его въ самый тотъ часъ принимающаго лѣкарство. Сіе было причиною, что онъ меня не принялъ, а велѣлъ пріѣзжать обѣдать. Получивъ сію отсрочку въ аудіенціи, пустился я назадъ, заѣхалъ къ Верещагину и, переговоривъ съ нимъ о многомъ, заѣзжалъ на часокъ домой, а оттуда съ сыномъ проѣхалъ къ г. Юшкову. Тамъ были намъ чрезвычайно рады, и я познакомился съ Яковомъ Ивановичемъ Протасовымъ, милымъ и любезнымъ человѣкомъ. Тутъ пробылъ я до второго часа, и потомъ поѣхалъ къ намѣстнику и имѣлъ случай, до обѣда еще, говорить съ нимъ опять один- на-единѣ. Онъ говорилъ мнѣ все прежнее, а именно, чтобъ неотмѣнно писалъ я письмо къ государынѣ и просился въ отставку и о пенсіи, и совѣтовалъ мнѣ сіе, какъ истинный мой благодѣтель, убѣждая меня къ тому тѣмъ, что мнѣ, будучи от всѣхъ любимымъ и почитаемымъ человѣкомъ, неприлично и стыдно быть подъ командою у Дурова и служить, равно какъ своему брату. Вотъ всѣ резоны и причины, для чего онъ мнѣ сіе совѣтовалъ, а тоже и у всѣхъ было затвержено. Но я былъ от всѣхъ противнаго мнѣнія и думалъ, что едва ли сообразно будетъ съ благоразуміемъ, чтобъ изъ единаго честолюбія отказаться самовольно от хорошаго и въ рукахъ имѣющагося мѣста и въ надеждѣ только неизвѣстной и пустой пенсіи, которая дастся, или нѣтъ — было неизвѣстно; да хотя бы и далась, такъ была бы очень ненадежна и кратковременна. Къ тому-жъ невеликая была надежда и на самого намѣстника, ѣхалъ онъ въ Петербургъ не за добромъ, а боялся гнѣва и немилости от Императрицы, и потому едваль-бъ можно было ему мнѣ въ чем- нибудь помочь. Итакъ, я одобрилъ только его совѣтъ, а ничего достовѣрнаго не сказалъ. Поговоривъ со мною, велѣлъ онъ мнѣ оставаться у себя обѣдать, а самъ ушолъ въ свой кабинетъ; ибо былъ еще дѣйствительно расчесанъ и неодѣтый. Тутъ начали тотчасъ кое-кто съѣзжаться, вышла генеральша, сѣла на свою софу, и пошли обыкновенные разговоры. Немного погодя, прислалъ опять намѣстникъ человѣка за мною. Я-было и пошелъ, но г. Бахтинъ и вицъ-губернаторъ помѣшали намъ говорить, и все время, покуда онъ одѣвался, прошло такъ. Намѣстникъ вышелъ въ публику и тутъ было уже не до меня. Пошли обѣдать. Онъ остался одинъ; а послѣ обѣда сѣли играть въ карты. Я, видя, что ничего болѣе не будетъ, выждалъ какъ онъ пошелъ въ кабинетъ, и, поймавъ его въ задѣ, съ нимъ распрощался и поѣхалъ на квартеру, всего меньше зная и воображая себѣ, что я тогда въ послѣдній разъ въ жизни моей видѣлъ сего милаго и любезнаго и толико ко мнѣ благопріятнаго и престарѣлаго вельможу, ибо онъ изъ Петербурга уже не возвращался, а тамъ от болѣзни своей и жизнь кончилъ. Возвратясь на квартеру, нашелъ я у родныхъ своихъ кое-кого и между прочимъ г. Бородина, и от него въ сей вечеръ была мнѣ опять чрезъ Егора Крюкова атака. Но я и въ сей разъ еще на нѣсколько времени отклонилъ сіе дѣло. Вскорѣ послѣ меня, пріѣхалъ и г. Григоровъ и сидѣлъ со мною вечеръ, но ничего не говорилъ, хотя я и от него ожидалъ равномѣрной атаки, а все хитрилъ и мастерилъ мой зятек, который и спалъ и видѣлъ только то, чтобъ дочь мою просватать за Бородина.