Александр Королев - Илья Муромец

Особенно поразило всех убийство игумена местного Богородицкого Молчинского монастыря Дионисия. В свое время в благодарность за поддержку, оказанную ему в Путивле, Лжедмитрий щедро наградил монастырь — жалованными грамотами на вотчины близ Путивля и Новгорода-Северского. После гибели царя Дмитрия Ивановича игумен Дионисий отправился в Москву к новому царю Василию Ивановичу за подтверждением полученных привилегий. Миссия закончилась благополучно, царь не обидел братию, Дионисий вернулся в Путивль, привезя с собой еще и чудотворную икону. Монахи ликовали — им отошли сельцо Берюх и деревня Лицевая с бортными угодьями и рыбными ловлями в Путивльском уезде и сельцо Есмань в Новгороде-Северском. Когда в город вступили казаки и начались вышеописанные зверства, Дионисий решительно выступил с обличениями Петрушки, смело называя его самозванцем. «Царевич» не стал церемониться — Дионисия притащили к нему на суд, и Илейка приказал казакам сбросить игумена с крепостной башни. Привезенные же в Путивль жалованные грамоты на земли названный Петр Федорович самолично изодрал.

Многих потрясла и история княжны Бахтеяровой-Ростовской. Ее отец, бывший воевода Путивля князь Андрей Иванович Бахтеяров-Ростовский, был убит повстанцами еще летом, в самом начале мятежа. Он приходился родным братом князю Владимиру Бахтеярову-Ростовскому — одному из воевод в походе на Тарки, в котором, напомню, Илейка Муромец принимал участие как рядовой боец. Князь Владимир, тяжело раненный, попал в руки кумыков, сохранивших ему жизнь в надежде на богатый выкуп (кстати, они не ошиблись — русское правительство, не считаясь с расходами, вызволило героя из плена). И вот теперь в Путивле оказалась дочь убитого воеводы Андрея Бахтеярова. Девушку привели к самозванцу, царевич Петрушка изнасиловал ее и оставил при себе для утех. А ведь раньше и взглянуть бы не посмел в сторону княжны! Да, сильные метаморфозы произошли за несколько лет с незаметным уроженцем Мурома, здорово его «закалила» роль царевича!

Это уже был не тот «молодой казак», которого старшие товарищи поставили в царевичи. Время шло, и «старикам», вроде Федьки Нагибы и Булатки Семенова, которые, конечно, помнили Илейку в роли «чура», приходилось, участвуя в затеянном ими представлении, все-таки отдавать «царевичу» полагавшиеся почести (так, как эти бывшие холопы себе их представляли). Постепенно это перешло в привычку и стало казаться даже всерьез. Илейка втянулся в роль, постепенно начал выдвигаться в лидеры. Конечно, со своими казаками он был по-прежнему первым среди равных — к мнению «стариков» внимательно прислушивался. Зато уж в общении с Шаховским или Телятевским или с путивлянами он был царевич.

В Путивле легенда о происхождении царевича Петра Федоровича обросла новыми «убедительными» деталями. Оказывается, подменившая сына девочкой царица Ирина Федоровна передала царевича на воспитание дьяку Андрею Щелкалову и на попечение князя Мстиславского. «Царевич рос у жены Щелкалова за ее собственного сына полтора года, а потом его отдали Федору (или Григорию) Васильевичу Годунову, который также знал тайну; у него он жил два года, потом его отдали в монастырь недалеко от Владимира на Клязьме, к игумену, и тот научил ребенка грамоте. Когда он грамоту узнал, игумен написал… Васильевичу Годунову (имя пропущено. — А. К .), считая ребенка его сыном, но того уже не было в живых, а родные его сказали: „У племянника (то есть родича) нашего не было сына; не знаем, откуда взялся этот мальчик“. И обратились они к Борису (Годунову. — А. К .), а тот написал к игумену, чтобы прислать мальчика к нему. И мальчика повезли к Борису. Но царевич догадался, что ему грозит что-то недоброе, убежал с дороги, прибежал к князю Барятинскому и скрывался у него, а потом убежал к донским казакам, где и объявил про себя». {430} Чувствуется, что над этой версией в Путивле поработали «знающие» люди, или сам Илейка Муромец, дополнив свои московские воспоминания информацией, полученной от Шаховского и Телятевского, значительно развил свою «биографию». Так или иначе, но теперь в рассказе Петрушки было много громких фамилий, которые должны были сделать вымысел более убедительным для восприятия.

В расправах над неугодными проходило время. Попыток выступить под Москву Илейка Муромец и его люди не предпринимали. А между тем опомнившиеся города начали возвращаться под власть Василия Шуйского. В условиях наступавшей холодной зимы и затянувшегося ожидания в подмосковном лагере мятежников начался разброд. В середине ноября в Москву перебежали Ляпунов и Сумбулов. Отношения между Пашковым и Болотниковым были плохие — полным ходом шла борьба за лидерство. В итоге Шуйскому удалось подобрать «ключик» к Пашкову. Получив заверение в прощении и обещание щедрого земельного пожалования, Истома Пашков в разгар сражения 2 декабря перешел на сторону правительства. К этому моменту царь Василий Иванович получил серьезное подкрепление, подоспевшее из Смоленска. Сражение, продолжавшееся три дня, закончилось сокрушительным поражением сторонников царя Дмитрия Ивановича. Болотников оставил Коломенское и увел к Серпухову около десяти тысяч человек. В плен к Шуйскому попали тысячи повстанцев, среди которых оказался и сын Юрия Беззубцева — Дмитрий. Ему сохранили жизнь. Таким образом, правительство получило способ в дальнейшем оказывать давление на второго человека в армии Болотникова. С большинством же пленников правительство безжалостно расправилось. Им разбили головы и утопили в Яузе.

Расчет повстанцев удержаться в Коломне и Серпухове не оправдался. Жители Коломны переметнулись на сторону Василия Шуйского, а в Серпухове не оказалось достаточных запасов продовольствия для того, чтобы такая большая армия могла выдержать здесь осаду. Болотников и Беззубцев повели своих людей дальше — через Алексин к Калуге. Все это время за ними по пятам шло войско под предводительством брата царя — князя Ивана Шуйского. В результате к середине декабря войско мятежников благополучно добралось до Калуги, нанеся поражение авангарду армии Шуйского, попытавшемуся ворваться в город. Через несколько дней к Калуге подошли основные силы Шуйского, к городу подвезли артиллерию, и была организована осада. Поход мятежников на Москву закончился крахом.

Когда в Путивле истребили всех бояр и дворян, доставшихся на расправу казакам, и вдруг стало понятно, что спешить на помощь не к кому, Илейка Муромец начал наконец действовать. Сидеть до бесконечности в затаившемся от ужаса Путивле было глупо. Предстояло снова раскачать положение так, чтобы государственный корабль, наконец, перевернулся. И тут нужны были именно воскресший царь Дмитрий Иванович и польская помощь. Илейка, выросший в царевичи, это прекрасно понимал, как понимали и стоявшие за ним казаки, и Шаховской со товарищи. Сам Петр Федорович на роль всероссийского символа не годился — бывшему корабельному казаку не хватало харизмы, того лоска образованности, который был у Отрепьева. Да он на такую роль и не претендовал. И Муромец отправился туда, откуда так долго ждали явления царя русскому народу, — в Речь Посполитую. Он решил лично поискать государя на месте.