Леонид Млечин - Вожди СССР

В 1968 году в возрасте восьмидесяти четырех лет умерла его мать — Анастасия Георгиевна, которая с тридцатых годов работала директором санатория под Москвой в поселке Удельное. Маленков написал заявление о выходе на пенсию и, не спросив разрешения, вернулся в Москву, чтобы похоронить мать. Хрущева уже сняли, а новых руководителей Георгий Максимилианович не интересовал.

А вот жить недавнему руководителю страны было негде. Они с женой остановились у дочери. Потом Валерии Алексеевне Голубцовой разрешили вступить в кооператив, и в 1973 году они получили двухкомнатную квартиру на 2-й Синичкиной улице. В 1980 году им дали квартиру получше (тоже двухкомнатную) на Фрунзенской набережной. На пенсии Маленков интересовался экологией, биосферой, физикой. Много читал. Мемуаров не писал.

Голубцова страдала от стенокардии и болезни Паркинсона. Маленкова мучила почечнокаменная болезнь. В больницу их положили одновременно. Валерия Алексеевна скончалась 1 октября 1987 года. Георгий Максимилианович, более крепкий, умер в ночь на 14 января 1988 года. Он прожил восемьдесят шесть лет в стране, где мужчины в среднем не доживают и до шестидесяти.

— Пришло сообщение о смерти Маленкова, — объявил на заседании политбюро генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. — Нужно ли публиковать официальное сообщение?

Решили не публиковать. Перестройка была в самом разгаре, но для членов политбюро Маленков все еще оставался грешником — членом «антипартийной группы». Руководители партии и государства увлеклись обсуждением, где хоронить. Разрешили похоронить Маленкова рядом с женой на Новокунцевском кладбище.

Всегда считалось, что существуют хранимые за семью печатями стенограммы заседаний высшего органа власти — политбюро (в 1952–1966 годах — президиума) ЦК. Наступит счастливый момент, с этих стенограмм снимут гриф секретности, и мы узнаем все тайны. В реальности заседания политбюро (президиума) ЦК практически никогда не стенографировались.

Члены политбюро собирались в Кремле каждый четверг. Отсутствовать можно было только по причине болезни или заграничной командировки, куда ездили опять же по решению политбюро. Если бы кто-то пропустил заседание, сразу возник бы вопрос: выходит, он сам все знает, без совета политбюро намерен решать свои вопросы?.. Такой человек в политбюро бы не задержался.

На заседании обсуждались наиболее важные проблемы. Остальные решения принимались опросом: общий отдел ЦК с фельдъегерской связью рассылал членам политбюро документы, на которых нужно было написать «за» или «не согласен».

В зале, где заседало политбюро, места за столом занимали в зависимости от ранга и продолжительности пребывания в партийном звании. У каждого было свое место, в чужое кресло не усаживались.

Во время заседания разносили чай, кофе, предлагали бутерброды. Заместитель начальника политической разведки генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко запомнил вызов на заседание политбюро:

«На центральный стол подавали бутерброды с благородной рыбкой, с красной и черной икрой, а всех нас, подпиравших стены зала заседаний, обносили только бутербродами с колбасой и сыром. Таким образом, каждый еще раз мог осознать свое место и назначение в этом мире».

Если обсуждение затягивалось, то устраивали перерыв и обедали на втором этаже, в комнате возле Свердловского зала. За обедом разговор продолжался.

На политбюро вызывали министров, маршалов, академиков, директоров, словом, любых чиновников. Они докладывали, потом шло обсуждение и принималось решение. По традиции почему-то не приглашались ждавшие назначения послы. Они сидели в приемной, пока принималось решение отправить их в ту или иную страну.

В приемной, где ждали своей очереди приглашенные на заседание, официанты тоже разносили чай. Дежурный секретарь называл номер обсуждаемого вопроса — в соответствии с повесткой дня. Вызванные по этому вопросу заходили в зал заседаний. После обсуждения сразу выходили. Задерживаться не позволялось.

Иногда разрешалось присутствовать помощникам первого (генерального) секретаря. Всегда сидел заведующий общим отделом ЦК или его первый заместитель. Они коротко помечали на карточках, кто присутствовал, какие темы обсуждались. В меру своих способностей передавали смысл позиции каждого выступавшего и записывали окончательное решение.

Магнитофонные записи заседаний (даже когда такая техника появилась) исключались, во-первых, ради соблюдения секретности и, во-вторых, как ни странно это звучит — во имя свободы высказываний. Еще в ленинские времена члены политбюро условились, что стенограмм не будет — все могут высказываться свободно и не думать о том, что потом кто-то прочтет запись и узнает, кто какой позиции придерживался.

И только Хрущев в бытность руководителем партии и правительства несколько раз вызывал стенографисток и устраивал расширенные заседания президиума ЦК, на которых выступал с обширными речами. Эти записи представляют особую ценность, потому что на них запечатлена неправленая речь Никиты Сергеевича.

Теперь, когда опубликованы протоколы президиума ЦК (за все хрущевское десятилетие), можно узнать, что говорил Никита Сергеевич в своем кругу. 14 декабря 1959 года Хрущев выступал на президиуме ЦК о проекте программы КПСС. Объяснил, как именно представляет себе приближение к коммунистическому обществу:

— Это значит всех детишек взять в интернат, всех детей от рождения до окончания образования взять на государственное обеспечение, всех стариков от такого-то возраста — обеспечить всем… Я думаю, что когда мы одну-две пятилетки поработаем, мы сможем перейти к тому, чтобы всех людей кормить, кто сколько хочет. У нас хлеб будет, мясо — еще две пятилетки (это максимум) и, пожалуйста, — кушай. Но человек больше не скушает, чем может. Даже в капиталистических странах есть рестораны, где можно заплатить сколько-то и ты можешь кушать, что хочешь. Почему же при нашем социалистическом и коммунистическом строе нельзя будет так сделать?

Вот каким ему виделся коммунизм, предел мечтаний советского человека, рай на земле… Страна жила бедно, и возможность накормить людей досыта рисовалась главе партии и правительства главной задачей.

Но для него идея строительства коммунизма, вызывавшая уже в ту пору насмешки, не была циничной абстракцией. Этим он и отличался от товарищей по партийному руководству, которые давно ни во что не верили.

В том же 1959 году в Москву приезжал тогдашний вице-президент Соединенных Штатов Ричард Никсон. Через десять с лишним лет он вновь появится в Москве — уже в качестве президента США — и будет вести плодотворные переговоры с новым главой партии Леонидом Ильичом Брежневым. Но это уже будет другой Никсон и другая Москва.