Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

И король ему прокашлял: «Не буду

Я тебе читать морали, юнец.

Вот если, да, ты победишь чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец».

А стрелок: «Да это что ж за награда?

Мне бы выкатить портвейна бадью.

А принцессу мне и даром не надо,

Чуду-юду я и так победю».

А король: «Возьмёшь принцессу, и точка.

А не то, тебя — раз-два — ив тюрьму.

Ведь это всё же королевская дочка».

А стрелок: «Ну хоть убей, не возьму».

И пока король с ним так препирался,

Съел уже почти всех женщин и кур

И возле самого дворца ошивался

Этот самый то ли бык, то ли тур.

Делать нечего, портвейн он отспорил,

Чуду-юду уложил и убёг.

Вот так принцессу с королём опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок.

Как в селе Большие Вилы,

Где ещё горел сарай,

Жили-были два громилы

Агромадной жуткой силы,

Братья Пров и Николай.

Николай, что понахальней.

По ошибке лес скосил,

Ну, а Пров в опочивальни

Рушил стены и входил.

Как братья не вяжут лыка,

Пьют отвар из чаги,

Все от мала до велика

Прячутся в овраге.

В общем — лопнуло терпенье,

Ведь добро своё, ничьё.

Начинать вооруженье

И идти на усмиренье

Порешило мужичьё.

Николай, что понахальней,

В тот момент быка ломал,

Ну, а Пров в какой-то спальне

С маху стену прошибал.

Эй, братан, гляди, ватага

С кольями да с дышлами

Чтой-то нынче из оврага

Рановато вышли.

Так неудобно сразу драться,

Наш мужик так не привык,

Стали прежде задираться:

Для чего, скажите, братцы,

Нужен вам безрогий бык?

Николаю это странно:

Если жалко вам быка,

С удовольствием с братаном

Можем вам намять бока.

Где-то в поле замер заяц,

Отстоял — и ходу.

Пров ломается, мерзавец,

Сотворивши шкоду:

Ну-ка кто, попробуй, вылезь —

Вмиг разделаюсь с врагом1

Мужики перекрестились,

Всей ватагой навалились,

Кто багром, кто батогом.

Николай, печась о брате,

Первый натиск отражал,

Ну, а Пров укрылся в хате

И оттуда хохотал.

От могучего напора

Развалилась хата.

Пров оттяпал ползабора

Для спасенья брата.

Хватит, брат, обороняться!

Пропадать, так пропадать,

Коля, нечего стесняться.

Колья начали ломаться,

Надо, Коля, нападать.

По мужьям да по ребятам

Будут бабы слёзы лить,

Но решили оба брата —

С наступленьем погодить.

Гляди в оба, братень,

Со спины заходют.

Может, оборотень?

Да не похоже, вроде.

А дело в том, что к нам в селенье

Напросился на ночлег

И остался до Успенья,

А потом на поселенье

Никчемушный человек.

И сейчас вот из-за крика

Ни один не услыхал,

Этот самый горемыка,

Что-то братьям приказал.

Кровь уже лилась ручьями,

Так о чём же речь-то?

Бей братьёв! Но вдруг с братьями

Сотворилось нечто.

Братьев как бы подкосило,

Стали братья отступать,

Будто в них лишились силы,

Мужичьё их попросило

Больше бед не сотворять.

Долго думали, гадали,

Что блаженный им сказал.

Но как затылков ни чесали —

Ни один не угадал.

И решили — он заклятьем

Обладает, видно.

Ну, а он сказал лишь:

Братья, как же вам не стыдно!

Как ныне сбирается вещий Олег

Щита прибивать на ворота,

Как вдруг подбегает в нему человек

И ну шепелявить чего-то:

Эх, князь, — говорит ни с того, ни с сего,—

Ведь примешь ты смерть от коня своего!

И только собрался идти он на «Вы»,

Отмщать неразумным хазарам,

Как вдруг прибегают седые волхвы,

К тому же разя перегаром.

И говорят ни с того, ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

Да кто вы такие? Откуда взялись?

Дружина, берись за нагайки!

Напился, старик, так пойди протрезвись!

И неча рассказывать байки.

И говорить ни с того, ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

Ну, в общем, они не сносили голов —

Шутить не могите с князьями…

И долго дружина топтала волхвов

Своими гнедыми конями.

Ишь, говорят, ни с того, ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

А вещий Олег свою линию гнул,

Да так, что никто и не пикнул.

Он только однажды волхвов помянул,

И то саркастически хмыкнул:

Ну надо ж болтать ни с того, ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

А вот он мой конь, на века опочил,

Один только череп остался.

Олег преспокойно стопу возложил

И тут же на месте скончался.

Злая гадюка кусила его,

И принял он смерть от коня своего.

Ведь каждый волхвов покарать норовит,

А нет бы послушаться, правда?

Олег бы послушал, ещё один щит

Прибил бы к вратам Цареграда.

Волхвы-то сказали с того и сего,

Что примет он смерть от коня своего.

Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.

Дуб годится на паркет, так ведь нет:

Выходили из избы здоровенные жлобы,

Порубили все дубы на гробы.

(Припев)

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это только присказка,

Сказка впереди!

Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,

Но явился всем на страх вертопрах.

Добрый молодец он был, бабу-ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил — дом спалил.

Припев

Тридцать три богатыря порешили, что зазря

Стерегли они царя и моря.

Каждый взял себе надел, кур завёл и в ём сидел,

Охраняя свой удел не у дел.

Припев

Ободрав зелёный дуб, дядька ихний сделал сруб.

С окружающими туп стал и груб.

И ругался день-деньской бывший дядька их морской,

Хоть имел участок свой под Москвой.

Припев

Здесь и правда, ходит кот, как направо — так поёт,

Как налево — так загнёт анекдот.

Но учёный сукин сын цепь златую снёс в торгсин,

А на выручку один в магазин.

Как-то раз за Божий дар получил он гонорар:

В Лукоморье перегар на гектар!

Но хватил его удар, и чтоб избегнуть Божьих кар,

Кот диктует про татар мемуар.

Припев

И русалка, вот дела, честь недолго берегла,

И однажды, как смогла, родила.

Тридцать три же мужика не желают знать сынка.

Пусть считается пока «сын полка».

Припев

Как-то раз один колдун — врун, болтун и хохотун,

Предложил ей, как знаток бабских струн:

Мол, Русалка, всё пойму и с дитём тебя возьму!

И пошла она к нему, как в тюрьму.

Припев

Бородатый Черномор, лукоморский первый вор,

Он давно Людмилу спер — ох, хитёр!

Ловко пользуется, тать, тем, что может он летать:

Зазеваешься — он хвать — и тикать.

Припев

А ковёрный самолёт сдан в музей в запрошлый год,

Любознательный народ так и прёт!

Без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь-не-хнычь —