Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

Опрокинула корзину, а торговка в крик:

Всё проклятая скотина съела в один миг!

Припев

Вдруг раздался на базаре крик: «Аероплан!»

В лавке кто-то постарался, вывернул карман.

Ой, рятуйте, граждане хорошие,

Из кармана вытащили грош!

Так тебе и надо, не будь такой болван.

Нечего тебе глазеть на ероплан.

Припев

В тридевятом государстве,

Трижды девять — двадцать семь.

Всё держалось на коварстве

Без проблем и без систем.

Нет того, чтобы сам воевать,

Стал король втихаря попивать,

Расплевался с королевой,

Дочь оставил старой девой,

А наследник пошёл воровать.

В тридесятом королевстве,

Трижды десять — тридцать, что ль,

В добром дружеском соседстве

Жил ещё один король.

Тишь да гладь да спокойствие там,

Хоть король был отъявленный хам,

Он прогнал министров с кресел,

Оппозицию повесил

И скучал от тоски по делам.

В триодиннадцатом царстве,

То бишь, в царстве тридцать три,

Царь держался на лекарстве —

Воспалились пузыри.

Был он милитарист и вандал,

Двух соседей зазря оскорблял.

Слал им каждую субботу

Оскорбительную ноту,

Шёл на международный скандал.

В тридцать третьем царь сказился,

Не хватает, мол, земли,

На соседей покусился,

И взбесились короли.

Обуздать его, смять, только глядь —

Нечем в двадцать седьмом воевать,

А в тридцатом полководцы

Все утоплены в колодце,

И вассалы восстать норовять.

.

Обложка одной из «французских» пластинок В.Высоцкого

Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской,

Под английским псевдонимом «Мистер Джон Ланкастер Пек»,

Вечно в кожаных перчатках, — чтоб не делать отпечатков,—

Жил в гостинице «Советской» несоветский человек.

Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,

Чем-то щёлкал, в чём был спрятан инфракрасный объектив.

Апотом в нормальном свете представало в чёрном цвете

То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.

Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной.

Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный

склад.

Искажённый микроплёнкой, ГУМ стал маленькой избёнкой,

И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.

Но работать без подручных, может, грустно, может, скучно.

Враг подумал, — враг был дока, — написал фиктивный чек,

И где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана

Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.

Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,

Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.

В общем. так: подручный Джона был находкой для шпиона.

Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел.

Вот и первое заданье: — В три пятнадцать, возле бани,

Может, раньше, а может, позже остановится такси.

Надо сесть, связать шофёра, разыграть простого вора,

А потом про этот случай раструбят по Би-Би-Си.

И ещё: — Оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже

К вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он:

— Не хотите ли черешни? Вы ответите: — Конечно.

Он вам даст батон с взрывчаткой, принесёте мне батон.

А за это, друг мой пьяный, — говорил он Епифану,—

Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин.

Враг не ведал, дурачина: тот, кому всё поручил он,

Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.

Да, до этих штучек мастер, этот самый Джон Ланкастер!

Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек:

Обезврежен он и даже он пострижен и посажен,

А в гостинице «Советской» поселился мирный грек.

У вина достоинства, говорят, целебные,

Я решил попробовать, бутылку взял, открыл —

Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное,

Может быть, зелёный змий, а, может, крокодил.

(Припев)

Ну, если я чего решил,

Я выпью обязательно,

Но к этим шуткам отношусь

Очень отрицательно.

А оно зелёное, пахучее, противное,

Прыгало по комнате, ходило ходуном,

А потом послышалось пенье заунывное,

И виденье оказалось грубым мужиком.

Припев

И если б было у меня времени хотя бы час,

Я бы дворников позвал с мётлами, а тут

Вспомнил детский детектив, «Старика Хоттабыча»,

И спросил: «Товарищ Ибн, как тебя зовут?»

Так что хитрость, говорю, брось свою Иудину,

Прямо, значит, отвечай, кто тебя послал?

И кто загнал тебя сюда — в винную посудину,

От кого скрывался ты и чего скрывал?

Тот мужик поклоны бьёт, отвечает вежливо:

Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух.

И за свободу за мою, захотите ежли вы,

Изобью за вас любого, можно даже двух.

Тут я понял — это джинн, он ведь может многое,

Он ведь может мне сказать: враз озолочу!

Ваше предложение, — говорю, — убогое,

Морды будем после бить, я вина хочу.

Ну, а после — чудеса мне по такому случаю,

Я до небес дворец хочу, ты на то и бес.

А он мне: «Мы таким делам, грит, вовсе не обучены,

И кроме мордобитиев, никаких чудес».

Врёшь, шалишь, — кричу. Но и дух в амбицию,

Стукнул раз — специалист, видно по нему.

Я, конечно, побежал, позвонил в милицию.

Убивают, — говорю, — прямо на дому.

Вот они подъехали, показали аспиду,

Супротив милиции он ничего не смог —

Вывели болезного, руки ему за спину —

И с размаху кинули в «чёрный воронок».

Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается,

Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть.

Ну, а может, он теперь боксом занимается.

Если будет выступать, я пойду смотреть.

Сколько слухов наши уши поражает,

Сколько сплетен разъедает, словно Mojjb.

Ходят слухи, будто всё подорожает,

Абсолютно, а особенно штаны и алкогюдь.

И словно мухи, тут и там ходят слухи по домам,

А беззубые старухи их разносят по умам, (Припев)

Их разносят по умам.

Слушай, слышал? Под землёю город строют,

Говорят, на случай ядерной войны.

Вы слыхали? Скоро бани все закроют,

Повсеместно, навсегда, и эти сведенья верны.

Припев

А вы знаете, Мамыкина снимают

За разврат его, за пьянство, за дебош.

Кстати, вашего соседа забирают, негодяя,

Потому, что он на Берию похож.

Припев

Ой, что деется, вчера траншею рыли,

Откопали две коньячные струи.

Говорят, шпионы воду отравили, гады, ядом,

Ну, а хлеб теперь из рыбной чешуи.

Припев

Да, вы знаете, теперь всё отменяют,

Отменили даже воинский парад.

Говорят, что скоро всё позапрещают, в Бога душу,

Скоро всех к чертям собачьим запретят.