Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

И все же опыт, приобретенный в Хардваре, был для меня очень ценным. Он в какой-то мере помог решить, где мне следует жить и что я должен делать дальше.

Поездка на праздник Кумбха стала моей второй поездкой в Хардвар.

Ашрам Сатьяграха был основан 25 мая 1915 года. Шраддхананджи хотел, чтобы я обосновался в Хардваре. Некоторые мои друзья из Калькутты рекомендовали Вайдьянатадхам. Другие настаивали на Раджкоте. Но когда мне случилось проезжать через Ахмадабад, многие товарищи упорно уговаривали меня осесть там, причем они вызвались найти средства на содержание ашрама и жилого дома, в котором мы смогли бы поселиться.

Я и прежде стремился в Ахмадабад. Будучи гуджаратцем по происхождению, я считал, что сумею послужить стране именно через язык гуджарати. К тому же Ахмадабад был старинным центром ручного ткачества и подходил для того, чтобы возродить традиции ручного прядения. Можно было также надеяться, что в столице Гуджарата денежную поддержку со стороны состоятельных граждан окажется получить легче, чем в других местах.

Вопрос о неприкасаемости стал одной из тем моих бесед с ахмадабадскими друзьями. Я сразу же сообщил им, что непременно приму в ашрам неприкасаемого, если он окажется достойным человеком.

— Где же вы найдете такого неприкасаемого, который будет соответствовать вашим требованиям? — усмехнувшись, поинтересовался друг-вишнуит.

Наконец я принял решение основать ашрам именно в Ахмадабаде. Разместиться нам помог Дживанлал Десаи, местный адвокат.

Он предложил арендовать его бунгало в Кочрабе, и мы приняли это предложение.

В первую очередь нужно было подумать о названии для нового ашрама. Я поговорил с друзьями. Предлагались названия «Севашрам» (пристанище служения), «Тапован» (пристанище аскетизма) и прочие. Мне бы приглянулось название «Севашрам», если бы в нем содержалось пояснение методов служения. «Тапован» показалось излишне вычурным. Хотя мы всерьез воспринимали тапас (аскетизм) мы не были подлинными тапасванами (аскетами). Нашей верой стала приверженность истине, а свое призвание мы видели в поисках истины и ее осуществлении. Я хотел познакомить индийцев с методами, опробованными мной в Южной Африке, и посмотреть, будут ли эти методы работать в Индии. А потому мы с моими товарищами выбрали название «Сатьяграха ашрам», поскольку оно отражало и наши цели, и методы служения.

Для ашрама необходимо было разработать систему правил и определенных ритуалов. Был подготовлен черновой вариант, и я предложил друзьям высказать свои мнения о нем. Я хорошо запомнил то, что сказал сэр Гурудас Бенерджи. Ему понравились правила, но он предложил добавить в список смирение, поскольку с прискорбием признавал, что молодому поколению не хватает именно его. Хотя я и сам знал об этом, я боялся, что смирение перестанет быть смирением, как только превратится в один из обетов. Подлинное смирение — это самоотречение. А самоотречение есть мокша (спасение), но ведь мокша сама по себе не может быть правилом, а это значит, что должны существовать другие правила, которые необходимо соблюдать для ее достижения. Если поступки человека, стремящегося к мокше или служению, не сопровождаются смирением или самоотречением, значит, нет и истинного стремления к мокше или служению. Служение без смирения — акт эгоизма и самолюбия.

В то время среди нас находилось около тринадцати тамилов. Пятеро юных представителей этого народа устремились за мной из Южной Африки, а остальные собрались из разных мест Индии. Всего же нас насчитывалось примерно двадцать пять мужчин и женщин.

Так был основан ашрам. Все мы питались на общей кухне и старались жить как единая семья.

Ашрам едва ли просуществовал несколько месяцев, когда мы столкнулись с трудностями, которых я никак не мог предвидеть. Амритлал Таккар прислал мне письмо, в котором говорилось примерно следующее: «Скромная и честная семья неприкасаемых хотела бы присоединиться к вам в вашем ашраме. Вы примете ее?»

Письмо взволновало меня. Я не ожидал, что семья неприкасаемых, да еще и по рекомендации самого Таккара Бапа, так скоро попросится в наш ашрам. Я показал письмо своим товарищам. Они доброжелательно встретили эту новость.

Я написал ответ Амритлалу Таккару и выразил нашу готовность принять семью при условии, что все ее члены готовы соблюдать правила ашрама.

Семья состояла из Дудабхая, его жены Данибен и их дочери Лакшми, тогда еще совсем несмышленой малышки. Дудабхай работал учителем в Бомбее. Они с женой согласились подчиняться правилам ашрама и были приняты.

Однако их появление вызвало беспокойство среди друзей, помогавших содержать ашрам. Яблоком раздора стал колодец, из которого продолжали брать воду для владельца бунгало. Человек, который набирал воду, посчитал, что теперь капли из нашего ведра оскверняют колодец. И он принялся поносить нас и чинить препятствия Дудабхаю. Я сказал всем не обращать внимания на ругань и несмотря ни на что продолжать брать из колодца воду. Когда тот человек заметил, что мы не отвечаем на его брань, он устыдился своего поведения и перестал нас беспокоить.

Но тем не менее денежную поддержку нам оказывать перестали. Друг, который некогда интересовался, где я найду неприкасаемых, готовых подчиняться правилам ашрама, видимо, не предполагал, что эта проблема вообще когда-нибудь возникнет.

С прекращением материальной поддержки до нас дошли слухи о предполагаемом общественном бойкоте ашрама. Мы уже были готовы ко всему. Я сказал обитателям ашрама, что, даже если нас бойкотируют и откажут в праве получения самых обычных услуг, мы не покинем Ахмадабада. Мы предпочтем перебраться в квартал неприкасаемых и зарабатывать деньги самым тяжелым трудом.

Однажды Маганлал Ганди объявил мне:

— У нас полностью закончились средства, и на следующий месяц ничего не осталось.

Я спокойно ответил:

— Тогда нам нужно перебраться в квартал неприкасаемых.

Не в первый раз я сталкивался с такого рода трудностями, и всегда в самый последний момент Господь приходил мне на помощь. Как-то утром, вскоре после того, как Маганлал предупредил меня о том, что денег не осталось, ко мне прибежал один из мальчишек и сказал, что на улице в машине сидит некий шет, который хочет увидеться со мной. Я вышел, чтобы поприветствовать его.

— Я желал бы оказать вашему ашраму помощь. Вы примете ее?

— Разумеется, — ответил я. — Должен признаться, что сейчас мы на мели.

— Я вернусь завтра в это же время, — сказал он. — Вы будете здесь?

— Буду, — заверил его я, после чего он отбыл.