Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Достаточно рано — еще в Южной Африке — я понял, что нет подлинной дружбы между индусами и мусульманами, а потому я никогда не упускал возможности устранить препятствия на пути к их единству. Не в моем характере было льстить или пытаться угодить кому-то ценой потери самоуважения, но опыт, полученный в Южной Африке, убедил меня, что именно в попытках соединить индусов и мусульман моя ахимса подвергнется самому тяжелому испытанию и что сам по себе этот вопрос станет неиссякаемым источником экспериментов с ахимсой. Я и сейчас твердо верю в это. Каждую секунду своей жизни я ощущаю, что Бог проверяет меня.

Вернувшись из Южной Африки с окончательно оформившимися взглядами на эту проблему, я попытался сойтись с братьями. Но прежде чем я смог узнать их ближе, их посадили. Маулана Мухаммед Али писал мне длинные письма из тюрем в Бетуле и Чхиндваре, когда надзиратели позволяли ему. Я попытался получить разрешение видеться с братьями, но мне отказали.

После того, как братья отправились в тюрьму, я получил приглашение от друзей-мусульман на сессию Мусульманской лиги в Калькутте. Когда меня попросили выступить, я обратился к присутствующим и напомнил об их долге добиться освобождения братьев. Позже эти же друзья отвезли меня в мусульманский колледж в Алигархе. Там я призвал молодых людей стать факирами, чтобы служить своей родине.

Затем я снесся с правительством, чтобы обсудить возможность освобождения братьев Али. Я также изучил их взгляды и деятельность в халифатском движении [122] Халифатское движение — религиозное и политическое движение индийских мусульман, сформировавшееся во время Первой мировой войны. В 1920 г. лидеры халифатского движения заключили союз с Индийским национальным конгрессом и включились в борьбу за независимость Индии. и побеседовал на эту тему с мусульманскими друзьями. Чтобы стать подлинным другом мусульман, подумалось мне, я обязан сделать все возможное для освобождения братьев и справедливого решения халифатского вопроса. Я не мог оценивать достоинства или недостатки движения в поддержку халифата, однако в требованиях мусульман не было ничего аморального. В вопросах религии люди неизбежно расходятся, и каждый считает именно свою веру правильной. Если бы у нас всех было единое мнение по всем религиозным вопросам, в мире существовала бы только одна религия. С течением времени я обнаружил, что требования сторонников халифатского движения не противоречат ни одному этическому принципу. Более того, даже премьер-министр Великобритании признал их справедливость. Поэтому я почувствовал необходимость настоять на том, чтобы премьер-министр сдержал свои обещания. Его заявление было выдержано в столь ясных выражениях, что теперь изучение требований мусульман стало необходимым только для успокоения моей совести.

И друзья, и недруги не одобряли моего отношения к халифатскому вопросу. Но как бы то ни было я не вижу причин пересматривать свои взгляды или сожалеть о сотрудничестве с мусульманами. Я бы поступил точно так же, если бы похожая ситуация сложилась вновь.

Поэтому, отправившись в Дели, я намеревался объяснить свою позицию вице-королю. Халифатский вопрос тогда еще не приобрел окончательной формы.

В Дели возникло еще одно препятствие на пути к моему участию в конференции. Динабандху Эндрюс поднял вопрос о моральной стороне моего присутствия на военной конференции. Он рассказал мне о противоречивых сообщениях в британской прессе относительно секретных договоров, заключенных между Англией и Италией. Как мог я участвовать в конференции, если Англия действует по тайному сговору с другой европейской державой? — вопрошал меня мистер Эндрюс. Я ничего о договорах не знал, но слова Динабандху Эндрюса было для меня достаточно. Поэтому я написал лорду Челмсфорду о своих сомнениях по поводу участия в конференции. Он пригласил меня к себе для обсуждения вопроса. Мы долго разговаривали с ним и его личным секретарем мистером Маффи. В результате я принял решение все-таки участвовать в конференции. Аргументы вице-короля были такими:

— Вы, разумеется, не думаете, что вице-королю Индии известны абсолютно все шаги британского кабинета министров? Я, как и многие другие, не считаю британское правительство безупречным. Но если вы согласны с тем, что империя в целом — это держава, стоящая на стороне добра, если вы полагаете, что Индии принесла пользу тесная связь с Великобританией, разве не должны вы признать, что долг каждого индийца состоит в том, чтобы помочь империи в критический момент? Я тоже читал сообщения в британских газетах о неких секретных соглашениях. Могу заверить, что больше ничего не знаю об этом, а вы наверняка понимаете, насколько часто в прессе появляются «утки». Неужели из-за этих публикаций вы откажете империи в помощи в столь горький час? Вы можете поднимать какие угодно нравственные проблемы и критиковать нас в свое удовольствие после окончания войны, но только не сейчас.

Эти доводы не были для меня новыми, но я воспринял их по-новому в тот момент из-за того, ка́к они были преподнесены, и из-за обстановки. Итак, я согласился участвовать в конференции. А требования мусульман я решил изложить в письме вице-королю.

Я принял участие в конференции. Вице-король очень хотел, чтобы я поддержал резолюцию о вербовке. Я попросил разрешения выступить на хинди-хиндустани. Вице-король согласился, но попросил также повторить свои слова по-английски. Никакой речи я не подготовил. Мое выступление состояло из одной-единственной фразы:

— Полностью осознавая свою ответственность, я прошу всех поддержать данную резолюцию.

Потом меня многие хвалили за то, что я говорил на хиндустани. Как мне объясняли, это был первый случай, когда кто-то выступал на хиндустани на таком важном мероприятии. Но все поздравления и сообщения, что я был первым, только уязвили мою национальную гордость. Я посчитал трагедией то, что на язык страны наложили табу на встречах, проводившихся в этой самой стране, и в работе на благо этой страны. Краткая речь на хиндустани может стать поводом для поздравлений! Подобные инциденты лишь напоминают о том унизительном положении, в которое нас поставили.

Всего одна фраза, произнесенная мной на конференции, имела для меня большое значение. Конференция и резолюция, что я поддержал, навсегда запечатлелись в моей памяти. Оставалась еще одна задача, которую я должен был выполнить, пока находился в Дели. Мне нужно было написать письмо вице-королю. Для меня это было нелегко, но в интересах правительства и народа я должен был объяснить, как и почему принял решение участвовать в конференции, а также указать, чего именно народ хочет от правительства.