Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

А тем временем один индийский мальчик, ставший свидетелем инцидента, добежал до полицейского участка. Его начальник мистер Александер тут же выслал отряд полицейских, взявших меня в кольцо и сопроводивших к пункту назначения. Они прибыли очень своевременно. Полицейский участок располагался у нас на пути. Когда мы добрались до него, мистер Александер предложил мне спрятаться там, но я поблагодарил его и отказался.

— Они наверняка скоро успокоятся, когда осознают, какую ошибку совершают, — сказал я. — Хочу верить в их чувство справедливости.

В сопровождении полицейских я без новых приключений добрался до дома мистера Рустомджи. Мое тело покрывали синяки, но ссадина была только одна. Доктор Дадибарджор, судовой врач, оказал мне наилучшую помощь, возможную в таких условиях.

Внутри было тихо, но снаружи дом окружила толпа. Наступала ночь, и бесчинствовавшие молодчики кричали:

— Нам нужен Ганди!

Начальник полиции уже прибыл и постарался урезонить толпу не угрозами, а шутками. Хотя он все же не скрывал тревоги и передал мне записку: «Если хотите сберечь дом и имущество своего друга, а также обезопасить вашу семью, предлагаю вам покинуть этот дом, прибегнув к маскировке».

Итак, я оказался в двусмысленном положении. Когда опасность для жизни казалась воображаемой, мистер Лаутон предложил мне отправиться в путь открыто, и я прислушался к его совету. Когда же опасность стала реальной, еще один друг дал мне совет, противоречивший первому, и мне пришлось прислушаться и к нему тоже. Кто возьмется ответить, поступил ли я так, опасаясь только за свою жизнь, или потому, что не хотел подвергать опасности дом друга, жену и детей? Кто может с уверенностью утверждать, что я был прав в обоих случаях: и когда сначала отважно отдал себя на растерзание толпы, и когда бежал, замаскировавшись?

Пустая трата времени — рассуждать о правоте или неправоте человека, когда поступок им уже совершен. Но необходимо понять эти поступки и по возможности усвоить полученный урок. Трудно предсказать, как тот или иной человек поведет себя в определенных обстоятельствах. Бесполезно судить кого-либо по поступкам, не зная всех подробностей произошедшего.

Как бы там ни было, подготовка к бегству заставила меня совершенно забыть о полученных повреждениях. Начальник полиции мистер Александер предложил, чтобы я надел мундир индийского констебля, а голову повязал мадрасским шарфом, подложив под него вместо шлема металлическую тарелку. Меня сопровождали два полицейских агента, один из которых переоделся индийским торговцем, подчернив себе лицо, чтобы походить на индийца. Не помню, как замаскировался второй. Обходным путем мы добрались до соседнего магазина, прокладывая себе путь через джутовые мешки на складе, после чего вышли на улицу и протиснулись сквозь толпу к экипажу, уже ждавшему меня в конце этой улицы. В нем меня доставили в тот же полицейский участок, где чуть раньше мистер Александер предлагал мне спрятаться. Я был благодарен ему и сопровождавшим меня агентам.

Пока я таким образом осуществлял свой побег, мистер Александер развлекал толпу, весело распевая:

Когда же ему сообщили о моем благополучном прибытии в участок, он тут же поделился новостью с толпой:

— Ваша жертва сбежала через соседний магазин. Теперь вам лучше разойтись по домам.

Одних это сообщение еще больше разозлило, у других вызвало смех, а некоторые упорно отказывались поверить ему.

— Что ж, — сказал начальник полиции, — если не верите мне, можете выбрать одного или двух человек, которых я готов впустить в дом. Если они найдут Ганди, я с удовольствием выдам его вам, но, если не найдут, вы должны будете разойтись. Уверен, что вы не собираетесь разрушать дом мистера Рустомджи или причинять вред миссис Ганди и ее детям.

Протестующие послали своих представителей осмотреть дом. Вскоре они вернулись разочарованные и сообщили, что меня внутри нет. Толпа наконец распалась. Большинство одобрило поведение Александера, и лишь немногие продолжали негодовать.

Покойный мистер Чемберлен, который тогда был министром по делам колоний, телеграфировал правительству Наталя с предложением предать суду напавших на меня. Мистер Эском послал за мной, выразил сожаление по поводу полученных мной телесных повреждений и сказал:

— Поверьте, я сожалению о всяком, даже самом небольшом повреждении, нанесенном вам. Вы имели полное право последовать совету мистера Лаутона и выйти навстречу опасности, но я также уверен, что, если бы вы рассмотрели мое предложение, этих печальных последствий можно было бы избежать. Опознайте нападавших, и я буду готов арестовать и судить их. Мистер Чемберлен тоже желал бы от меня подобных действий.

На что я дал такой ответ:

— Я не хочу предъявлять иск. Быть может, я и смогу опознать одного или двоих, но только какую пользу принесет их наказание? К тому же не на нападавших я возлагаю вину за происшедшее. Их заставили поверить, будто в Индии я выступал против белых в Натале и оклеветал их. Если они поверили таким сообщениям, неудивительно, что теперь они в ярости. Только лидеры и, уж извините за прямоту, вы сами несете ответственность за то, что случилось. Вы могли просветить людей, но, видимо, тоже поверили сообщениям агентства Рейтер, поверили тому, что я действительно исказил факты. Вот почему я не хочу никакого суда. Уверен, когда людям станет известна правда, они сами пожалеют о содеянном.

— Не сочтите за труд изложить сказанное вами только что в письменном виде, — попросил мистер Эском. — Мне необходимо дать мистеру Чемберлену ответную телеграмму с объяснениями. Но я не хочу, чтобы вы делали какие-либо поспешные заявления. Если пожелаете, переговорите сначала с мистером Лаутоном и другими вашими друзьями, прежде чем принять окончательное решение. Должен признать, однако, что если вы действительно откажетесь от судебного преследования, то тем самым поможете мне восстановить порядок и покой, не говоря уже о том, что это благотворно скажется на вашей репутации.

— Благодарю вас, — сказал я, — но я не вижу необходимости с кем-либо советоваться. Я принял решение еще до того, как пришел к вам. Глубоко убежден, что мне не следует настаивать на суде, и я готов незамедлительно изложить свое решение в письменном виде.

После чего я написал для него необходимое заявление.

Я по-прежнему оставался в полицейском участке, когда через два дня меня попросил явиться к нему мистер Эском. Сопровождать и защищать меня выделили двух полицейских, хотя в подобной предосторожности уже не было надобности.