Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Утром Володя Янковский долго меня будил и, едва-едва растолкав, заставил меня встать. Я ничего не соображал. Выпив холодной воды, отчего мне несколько как будто полегчало, я побежал в Штаб округа на экзамен. Какой это мог быть экзамен, достаточно ясно.

Началось с сочинения. Учитель, видимо опытный московский преподаватель гимназии, дал мне простую тему и сказал, что на сочинение полагается ровно час. Я сел и стал пытаться что-либо написать вчерне. Но первая же фраза мне не понравилась, и я ее зачеркнул. Еще раз написал и еще раз зачеркнул. Абсолютно ничего хорошего в голову не шло. Я уже отчаялся. А преподаватель, проходя мимо, заглядывал на мой лист, на котором красовались зачеркнутые фразы, и, отходя, качал головой. Видно, он был вполне уверен в моем провале. А я ведь мог и тогда писать довольно легко. Но не в таком состоянии.

Прошло 40 минут бесплодных попыток что-нибудь написать, и вдруг… Подошел распорядитель экзаменов и сказал мне, чтобы я шел сдавать экзамен по математике. Оставшееся время, сказал он, я могу использовать после математики. Пришлось идти. На этот раз напротив меня за небольшим столом сидел молодой военный преподаватель математики с каких-нибудь Военно-технических курсов или школы. Как только я уселся, преподаватель, видимо по запаху, сразу понял, что со мной. Он, видимо, решил пощадить меня (в те далекие времена сильная выпивка не считалась особым пороком). Он начал меня спрашивать об одночленах и многочленах, о сложении, вычитании, умножении и делении многочленов. Как я ни был пьян, я все же написал, что требовалось, без ошибок. Затем он перешел к уравнениям. К счастью, я в свое время зазубрил правила решения квадратных уравнений. Он задал мне затем вопрос о корнях, их извлечении, как бы раскачивая мои мозги, и добился этого. Когда дело дошло до логарифмов, я уже отвечал сравнительно уверенно. Он сказал «довольно!» и поставил мне, видимо, удовлетворительную отметку, а может быть, и хорошую.

Но главное было не в этой отметке. Главное состояло в том, что мои мозги были «разблокированы». Я почувствовал себя уверенно и отправился на свое место «дописывать» сочинение. Преподаватель любезно подошел ко мне и сообщил, что мне осталось 20 минут на сочинение. Подумав пару минут, я принялся писать. На сей раз мои «разблокированные» мозги заработали, и я начал писать без остановки, пока через 15 минут не написал две страницы, что требовалось по плану экзамена. Прочитав написанное и расставив запятые, я подошел к преподавателю и вручил ему свое творчество. Тот, не без удивления посмотрев на меня, взял мои листы и куда-то ушел. Минут через 10 он появился, держа в руках мое сочинение, и, подозвав меня, сказал, что сочинение ему понравилось, но в нем имеются неправильные выражения. Например, он говорил, что у меня написано: «кой-что», а следует писать «кое-что». Я стал с ним спорить, говоря, что по-русски можно говорить и так и этак. Потом речь зашла о написании какого-то, не помню уже, слова. Я также стал оспаривать это замечание и привел церковно-славянский корень слова, чем удивил преподавателя. Он спросил меня, где я учился, и, узнав, что я учился в духовной семинарии, спросил, почему я ему этого сразу не сказал. Добавив затем «все понятно», он объявил, что ставит мне высшую отметку. После этого, видимо из любопытства, он спросил, сколько я вчера выпил.

Последний экзамен был по военным уставам. Преподаватель, видимо, генерал старой армии, спросил меня о фланговом движении. Я случайно недавно прочитал об этом в «Уставе полевой службы» и ответил хорошо. Он удовлетворился и передал слово командиру, который, видимо, всю жизнь только и делал, что нес караульную службу. Он спросил меня, куда становится лицом разводящий, когда часовые передают пост друг другу. Я не знал этого и наугад ответил, что он смотрит на часовых. Тогда председатель комиссии заявил: «Ну чего вы его мучаете такими вопросами? Он ведь военный химик и занимается своим делом». Я был отпущен с миром с отличной оценкой.

Таким образом, экзамен, несмотря на непредвиденные обстоятельства, сошел вполне благополучно. Я был с миром отпущен. Вечером, попрощавшись с друзьями в том же ресторане, я отправился в Нижний и доложил командиру дивизии об экзамене.

Скоро было получено предписание о вызове меня на экзамен в Артиллерийскую академию в Ленинграде. Экзамены там должны были продолжаться полтора месяца, так как следовало сдавать более чем по 20 предметам (если не более). Такие сроки, естественно, были уже прямой угрозой для моего университетского обучения. Стоял вопрос: либо университет, либо Артиллерийская академия. В то время я не мог однозначно решить этот вопрос.

Вскоре я очутился в Ленинграде в Артиллерийской академии, старинном здании, сохранившем следы пребывания и работы здесь многих поколений артиллеристов. Я увидел здесь столько профессоров-военных, таких как В.Н.Ипатьев и В.А.Солонина. Здесь была своеобразная дисциплина и порядок. Устроили нас, поступающих в Академию, достаточно хорошо, но времени у нас не было, что называется, «ни грамма» на развлечения и на знакомство с Ленинградом. Все время большинство поступавших употребляло на «зубрежку» учебников, рекомендовавшихся к экзаменам.

Первые экзамены по русскому языку и т. д. сошли благополучно. Началась группа экзаменов по математике. По алгебре я получил тройку, по геометрии же двойку. Сказалась наша знаменитая «семинарская» подготовка. Следующим экзаменом были основы дифференциального исчисления. Я, недавно сдавший этот предмет в Нижегородском университете, довольно легко сдал его и здесь, чем вызвал удивление преподавателей: плохо по алгебре и геометрии, достаточно хорошо высшая математика. Меня подробно расспросили, где я учился, и, узнав, что я студент университета, поставили вопрос о пересдаче элементарной математики. Я с нежеланием сел за учебники алгебры и геометрии. Но пересдавать мне, к счастью, не пришлось. Меня вдруг вызвал сам комиссар Академии и, подробно расспросив меня обо всем, объявил мне следующее: «Вы-де для нас очень подходящий кандидат в слушатели, но у нас огромный конкурс — 10 человек на одно место. Вы человек молодой. Приезжайте в будущем году, я гарантирую вам поступление в академию. Сейчас же уступите место старым командирам, заслуженным, возраст которых на исходе для поступления в академию» и т. д., и т. д.

Откровенно говоря, я не испытал большого разочарования после этого разговора. Видимо, все равно я не поступил бы, так как подходящие кандидаты для поступления были уже намечены начальством. Самое же главное, для меня после этого разговора был наконец сделан выбор. Был решен основной вопрос, иду ли я по военной линии, или же надо заканчивать университетское образование. Ясно, что оставалось второе. По своей природе я не был идеальным военным. Для этого у меня недоставало важных черт в моем характере: требовательности, непреклонности и прочее.