Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Когда я впервые приехал в Высшую техническую школу, на дворе лежали еще не убранные трупы немецких солдат. Видимо, здесь был один из последних опорных пунктов. Я вошел в одно из помещений и, к своему удовольствию, попал в химическую лабораторию. Здесь же была и лабораторная библиотека с комплектами научных журналов. В лаборатории я застал какого-то немца, почтительно спросившего меня, чем я интересуюсь. Я знал тогда немецкий язык совсем плохо и спросил все же немца, какая это лаборатория. Оказалось, что это лаборатория Института химической технологии. Мы сели и начали разговор о занятиях этой лаборатории. Немец спросил меня, не химик ли я, и, узнав, что я коллоидник, почтительно спросил мою фамилию. Я назвался. Он тотчас же пошел к полке с книгами, достал указатели «Хемеишес Центральблатт», быстро нашел мою фамилию, а по ней несколько рефератов моих статей, и спросил, не мои ли это статьи. После моего утвердительного ответа он начал мне развивать свои соображения о необходимости заключения тесного союза между СССР и Германией. Он уверял, что такой союз был бы не только лучшим выражением мирного договора, но и привел бы к быстрому техническому прогрессу. У вас — говорил он — много сырья, у нас — технология, что было бы для обеих сторон весьма плодотворно. Он, конечно, ничего не понимал в политике.

В дальнейшем я многократно бывал в Шарлотенбурге и довольно хорошо познакомился с химическими и химико-техническими лабораториями. Были туда направлены соответствующие люди для учета и изъятия имущества. Между прочим, я попал однажды в лабораторию известного физико-химика Макса Фольмера 66. Здесь никого не было, но лаборатория была в полном порядке. Видимо, работа здесь шла до самого конца, т. е. до взятия Берлина. Меня удивило, что в этой лаборатории наряду с довольно сложными установками и приборами на одной из полок стоял старинный капиллярный электрометр Липпмана в прекрасном состоянии. Я работал с этим прибором в студенческие годы и как руководитель практикума в Нижнем Новгороде, но еще перед войной эти приборы у нас были выброшены.

Впоследствии мне удалось познакомиться с Фольмером и провести с ним часа два в приятной беседе. К сожалению, большая часть немецких ученых, в частности — химиков, в то время совершенно исчезла, не посещала своих лабораторий, видимо, боясь попасть в неприятную ситуацию при встрече с нами.

Прочно остались в памяти потрясающие сцены, которые происходили в мае 1945 г. в Берлине и в его окрестностях. Я видел многие десятки тысяч людей разных национальностей, освобожденных из лагерей смерти гитлеровцев. Они были собраны в Берлине для отправки в свои страны. Потрясала не только их масса, но главным образом внешний вид — кожа и кости. Хотя они еще не оправились от голода и мучений, которые им пришлось перенести в лагерях, они все ликовали и веселились. Их кормили из солдатских походных кухонь. Колонна за колонной ликующих бывших заключенных то и дело проходили мимо нас, ликующих в предчувствии скорого возвращения домой.

Сильное впечатление произвело на меня массовое переселение немцев с востока на запад (из западных областей Польши). Многие тысячи людей, среди которых было немало стариков и старух, а также детей, брели на запад, волоча на своих плечах котомки с захваченным имуществом, либо везли это имущество в детских колясках, занятых детьми, заложенными сверх головы разным тряпьем и другим барахлом. Все они двигались медленно в течение многих дней и почти непрерывно. Картина эта врезалась в память.

Далее помнится начало демобилизации наших солдат. На машинах, груженных доверху различным барахлом, чемоданами, велосипедами, свертками и т. д., ребята ехали к железнодорожным станциям, грузились в товарные вагоны с песнями и весельем. Вообще конец мая и начало июня в Берлине были полны незабываемых впечатлений от событий и сцен, которые далеко не всякому удается посмотреть раз в жизни.

В Берлине и в других городах Германии мы насмотрелись и на поверженные памятники Германской империи, на рейхстаг, его внутренности, исписанные сверху донизу нашей братией, посещавшей это гнездо, с которым у всех в памяти было связано начало гитлеровских авантюр. После, уже в более спокойной обстановке, я чуть не ежедневно посещал рейхстаг и прогуливался по близлежащим улицам.

Помню я и международный базар где-то в районе Тиргартена. Тысячи солдат-спекулянтов из разных стран, особенно американцев, англичан, французов, негров и наших солдат, толкались на огромной площади вблизи Тиргартена и торговали чем попало. Американские солдаты делали свой бизнес главным образом на ручных часах, которые они получили в значительном количестве из-за океана. Эти часы были низкого качества, но у нас в те времена не было еще своего широкого производства часов, на это и рассчитывали американские спекулянты. Они надевали на обе руки по нескольку часов и совали обе руки по направлению к советским солдатам. Друг друга мало кто понимал, но сделки все же заключались. Но наши ребята сразу же поняли, что часы никуда не годны, и перестали ими интересоваться. С другой стороны, наше начальство быстро поняло, что от такого международного базара нечего ожидать чего-либо хорошего, и базар этот скоро был запрещен. В наших частях была развернута сеть магазинов Военторга, располагавшая довольно значительными товарными ресурсами. Заграничные товары покупались демобилизованными для подарков родным, водка же, стоившая довольно дорого, покупалась на доллары американцами.

Бывал я и в бункерах, в которых располагались штабы гитлеровских соединений, видел затопленное метро (унтербан), где погибло много товаров, снесенных туда торговцами во время бомбежек. Но обо всем не расскажешь.

Каждое утро наш второй этаж дома в Нейенхагене наполнялся посетителями. Это были профессора и работники советских вузов. Происходило короткое совещание, выслушивались предложения и принимались решения. Многие из наших профессоров, имевшие машины, найденные случайно, приезжали издалека — из Дрездена, Лейпцига, Кенигсберга и других городов нашей зоны. Получив соответствующие указания, все, наконец, отправлялись к своим машинам и ехали в свои районы. Около 12 часов я обычно отправлялся в Берлин, где работало несколько наших групп по сбору оборудования. В разрушенных зданиях в центре города прикомандированные к нам офицеры находили книжные склады, магазины с разными товарами. Однажды был обнаружен большой книжный склад Шпрингера (тогда еще занимавшегося изданием книг научного содержания), и было решено книги эти конфисковать и, запаковав, перевезти к железнодорожной станции.

У нас, конечно, не было рабочих для упаковки большого количества книг, за исключением несчастной группы работников воронежских вузов, насильно угнанных гитлеровцами в Германию. Но они были истощены и хлопотали об отправке домой. Было решено использовать для упаковки книг немцев, но как их мобилизовать? В конце концов, мы поставили на улицах патрули, которые задерживали всех проходящих немцев, за исключением стариков и детей. Таким путем нам удалось найти рабочую силу.