Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Судьба останков князя Ярослава Мудрого заслуживает отельного разговора. Мы уже говорили о том, что киевский князь - как и подобает великим правителям - заранее позаботился о месте своего упокоения. Его мраморный саркофаг должен был внушать потомкам такое же уважение к почившему князю, какое внушал своим современникам сам князь Ярослав Владимирович. Несмотря на все потрясения последующих столетий - почти полную гибель Киева под ударами монголо-татар в декабре 1240 года, годы опустошения и разруху, когда жизнь едва теплилась в этом некогда великом городе, - гробница Ярослава уцелела в Киевском Софийском соборе, как уцелел - в отличие от Киевской Десятинной церкви - и сам Софийский собор. Весящая шесть тонн и изготовленная из цельной глыбы проконесского мрамора византийскими мастерами, украшенная изумительной резьбой, она, по-видимому, была привезена из византийского Херсонеса еще отцом Ярослава, князем Владимиром Святым. Удивительное наблюдение сделал исследователь древнерусского искусства В. Г. Пуцко: он обратил внимание на полное совпадение узоров на гробнице Ярослава Мудрого из Киевского Софийского собора и на херсонесской гробнице святого Климента Римского, изображенной на миниатюре из так называемого Ватиканского Менология императора Василия 11 (около 986 года); кажется, в обоих случаях мы видим один и тот же мраморный саркофаг, а значит, киевский князь попросту использовал для своего погребения вывезенную из Херсонеса гробницу с мощами одного из самых почитаемых в древнем Киеве святых, предварительно переложив их в новую раку.39.

До начала прошлого века останки знаменитого киевского князя в Софийском соборе оставались предметом поклонения, одной из чтимых киевских святынь. В январе же 1939 года мраморная гробница Ярослава была вскрыта. Сделано это было, главным образом, с научными целями. В гробнице обнаружили два костяка: один принадлежал мужчине очень пожилого возраста (как показали исследования, не менее 60-70 лет), другой - женщине 50-60 лет; помимо этого, в гробнице нашли несколько отдельных косточек ребенка в возрасте около трех лет. Никаких украшений, драгоценностей или хотя бы остатков одежды (кроме клочка какой-то выцветшей, возможно, шелковой ткани) найдено не было, что неудивительно: за прошедшие века гробница, очевидно, неоднократно подвергалась разграблению и в конце концов была полностью опустошена. Тщательное анатомическое и рентгенологическое изучение мужских останков позволило ученым сделать однозначный вывод: они принадлежат киевскому князю Ярославу Владимировичу; что же касается женского костяка, то он был предположительно определен как принадлежащий супруге Ярослава княгине Ирине-Ингигерд, хотя сегодня на этот счет могут быть высказаны серьезные сомнения41. Атрибуция же детских останков, хотя бы даже предположительная, разумеется, невозможна.

Именно на основании найденных останков князя Ярослава мы можем судить о его внешнем облике в последние годы жизни. Это был высокий хромой старец, с трудом передвигающийся с помощью палки, избегающий резких движений, испытывающий боли не только при ходьбе, но и при всякой мало-мальской физической нагрузке. Лицо обычное, славянского типа. Средней высоты лоб, сильно выступающий вперед нос с узким переносьем. Крупные глаза, несколько угловатой формы. Резко обозначенный подбородок; четко очерченный, совсем не старческий рот (Ярослав до конца жизни сохранил в целости почти все зубы)42. Тогда же, в 1939-1940 годах, выдающийся советский антрополог Михаил Михайлович Герасимов воссоздал скульптурный портрет князя Ярослава Мудрого, знакомый большинству из нас еще со школьной скамьи.

В позднейшей церковной традиции образ князя Ярослава во многом оказался заслонен образом его отца, Владимира Святого, что, в общем-то, нельзя не признать справедливым. Особенно отчетливо это видно при сравнении различных редакций знаменитого «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона: этот памятник дошел до нас в нескольких редакциях и множестве списков (в настоящее время их известно свыше пятидесяти), однако лишь один - знаменитый Син. N 591 - включает в себя в полном виде похвалу князю Ярославу, составляющую заключительную часть всего произведения43; позднейшие переписчики, как правило, исключали ее, приспосабливая памятник к чтению в церкви в день памяти святого Владимира.

Судя же по «Слову» самого Иллариона, еще при жизни Ярослава его благоверие и храмоздательство, казалось, подавали надежды на будущее церковное прославление киевского князя. В составе Пролога 1 -й, так называемой краткой редакции до нас дошло Сказание об освящении церкви Святой Софии44, которое в своей основной части представляет собой почти буквальную выписку из летописной статьи 1037 года. Однако само построение проложного текста, введение в него биографических сведений о князе Ярославе Владимировиче (по-видимому, также заимствованных из летописи, а именно из статьи 1054 года) позволяют видеть в этом памятнике подготовительные материалы к будущему Житию самого Ярослава, которое, к сожалению, так и не было составлено.

Книжники более позднего времени неизменно подчеркивали благоверие и христолюбие киевского князя, его очевидные заслуги в христианском просвещении Отечества. Его имя присутствует во многих русских святцах среди имен почитаемых русских святых45. В середине XII века священник церкви Рождества Христова при Троице-Сергиевом монастыре Иоанн Милютин составил «Сказание о благоверном великом князе Ярославе Владимировиче Киев-ском», которое включил в февральский том своих двенадцатитомных Миней Четьих46. Однако официального при-чтения к лику святых князя Ярослава Владимировича, равно как и канонизации его великого современника митрополита Иллариона, так и не произошло ни во времена Московской Руси, ни позднее.

Что же касается княжеской семьи, то почитание великого киевского князя началось в ней, по-видимому, спустя несколько десятилетий после его смерти. Об этом свидетельствует тот факт, что христианское имя князя Ярослава Владимировича - Георгий (или, по-русски, Гюрги, Юрий) - уже к концу XI века становится княжеским именем; первым из русских князей его полуил правнук Ярослава Мудрого князь Юрий Владимирович Долгорукий. До середины XII века, помимо имени Юрий, только имена Роман, Давыд,

Василий и Андрей - соответственно, христианские имена Бориса и Глеба, Владимира Святого и Всеволода Ярославича - воспринимались на Руси как княжеские. Широкое распространение в княжеской среде получило и имя Ярослав. Из сыновей самого Ярослава Мудрого только князь Святослав назвал так своего самого младшего сына, появившегося на свет от его второго брака в 70-е годы XI века. Но вот среди последующих правителей Руси имя Ярослав встречается очень часто. И, несомненно, каждый из этих многочисленных в русской истории князей Ярославов никогда не забывал о своем тезоименитстве, а значит, и очевидном духовном родстве с богамудрым и христолюбивым киевским князем, создателем великой Софии и творцом «Русской Правы».