Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Потери были и среди победителей. Титмар называет имя единственного погибшего рыцаря-немца. «Из наших погиб славный рыцарь Херик, которого наш император долго держал в заточении». (Этот Херик в свое время бежал к Болеславу и был взят в плен немцами во время кампании 1015 года, о чем сообщает тот же Титмар. Его освобождение, надо полагать, стало следствием Будишинекого мира56.) Русские источники сообщают отрывочные сведения и об убитых поляках. Так, например, «на сем бою» погиб некий знатный польский вельможа, приближенный самого Болеслава. После завершения киевского похода его вдове досталось множество русских пленных, в числе которых оказался и известный нам Моисей Угрин57.

Самому Ярославу удалось спастись. По свидетельству русского летописца, он бежал с поля брани и в сопровождении всего четырех мужей устремился к Новгороду. Правда, В. Н. Татищев сообщает несколько по-другому: по дороге князь будто бы добрался до Киева и, «собрав усталое войско, пошел из Киева к Новуграду». (Князь не рискнул оставаться в Киеве, «чтобы не быть преданным своими», - уточняет Длугош.) Еще более радужную для русского князя картину рисует Титмар, сообщающий даже о военном успехе Ярослава: «Между тем Ярослав силой захватил какой-то город, принадлежавший тогда его брату, а жителей увел в плен».

По-видимому, не все войска Ярослава приняли участие в битве на Буге. Какая-то их часть могла действовать самостоятельно и в самом деле захватить некий принадлежавший Святополку город (может быть, даже Туров)58. Во всяком случае, таково наиболее естественное понимание текста немецкой «Хроник». Однако это событие не могло переломить ход войны. Катастрофа на Буге (или, может быть, одна только весть о случившемся) полностью надломила волю сторонников Ярослава и вскоре положила конец всякому сопротивлению с их стороны.

Что же касается Ярослава, то он, очевидно, испытывал после бугского разгрома чувство глубокого страха. Русские источники позволяют говорить об этом вполне определенно: Ярослав не собирался задерживаться даже в Новгороде (где прежде чувствовал себя в полной безопасности) и намеревался вовсе покинуть пределы Руси в поисках убежища «за морем». Едва ли он в действительности мог собирать в Киеве какое-то «осталое» войско. Версия «Повести временных лет» выглядит предпочтительнее и, в частности, подтверждается свидетельством Титмара Мерзебургского, согласно которому в руки Болеслава, после того как он захватил Киев, попали супруга Ярослава, а также многочисленные сестры новгородского князя, в том числе и Предслава. Вряд ли это могло произойти, окажись Ярослав по дороге к Новгороду в Киеве.

Это постыдное бегство, конечно, не украшает героя нашего повествования, тем более что определенные надежды на продолжение борьбы у него все же имелись. Остатки Ярославова войска, некоторые из его бояр (но без князя!), действительно, отступили к Киеву и предприняли попытку отстоять город от неприятеля. Ярослав же, по-видимому,

расценил их шансы как ничтожные и не посчитал нужным хоть как-то подержать защитников Киева. Наверное, его не слишком занимали в тот момент и судьбы близких ему людей. Князь думал лишь о собственной безопасности, здраво рассудив, что до тех пор, пока он сам остается в живых и на свободе, у него сохраняются шансы на конечный успех всего предприятия. Политик, как всегда, одержал в нем верх на воином и на человеком.

Между тем бегство Ярослава открыло союзному войск прямой путь на Киев. «Добившись желанного успеха, - пишет Титмар, - [Болеслав] преследовал разбитого врага, а жители повсюду встречали его с честью и большими дарами». Галл Аноним вообще не допускает мысли о возможном сопротивлении победоносному Болеславу: разогнав врагов, «Подобно тому, как ветер разгоняет пыль», польский князь «не задерживался в пути: не брал городов, не собирал денег, как это делали его враги, а поспешил на Киев».

Путь Болеслава проходил через Владимир-Волынский, Дорогобуж, Луцк и Белгород59. Жители этих городов, по-видимому, не оказали ему никакого сопротивления и поспешили признать власть Святополка. Триумфальное шествие союзников продолжалось около двух или трех недель. В первой половине августа Болеслав подступил к Киеву. Вероятно, впереди огромного войска двигались печенеги и венгры, которых и должны были раньше других увидеть киевляне с высоких деревянных стен киевской крепости.

Среди защитников города Титмар называет прежде всего «стремительных данов» (то есть скандинавов), а также каких-то «спасающихся бегством рабов («сервов»), стекавшихся сюда со всех сторон». Последняя не вполне ясная фраза немецкого хрониста вызвала немало различных гипотез, касающихся, в частности, методов комплектования киевского войска и даже состава городского населения древней Руси вообще (в этих «сервах» видели беглых холопов или изгоев, вступающих в княжескую дружину)60. Однако, скорее всего, речь идет о «спасающихся бегством» смердах - населении

окрестных сел, которое, как это обычно бывало, укрываюсь в городе во время нападения неприятеля 61.

Осада Киева оказалась недолгой, хотя поначалу защитники города и попытались оказать сопротивление неприятелю. «На город Киев, чрезвычайно укрепленный, по наущению Болеславову часто нападали враждебные печенеги, пострадал он и от сильного пожара, - пишет Титмар. - Хотя жители и защищали его, однако он быстро был сдан иноземному войску…»

Поздние польские и украинские источники подтверждают свидетельство немецкого хрониста. Болеслав окружил город со всех сторон, свидетельствует Ян Длугош, «понимая, что многочисленное население, которое укрылось в нем вместе с теми русскими, что сбежались туда в надежде спастись, недолго сможет продержаться из-за недостатка продовольствия». Сберегая своих воинов, он не стал спешить с решительным штурмом и, как всегда, оказался прав: вскоре голод вынудил защитников города прекратить сопротивление62.

14 августа, в канун Успения Божией Матери, едва ли не самого почитаемого христианского праздника древней Руси, союзники вступили в Киев. В только что отстроенном после пожара соборе Святой Софии (во всяком случае, так утверждает Титмар) Болеслава и Святополка «С почестями, с мощами святых и прочим всевозможным благолепием встретил архиепископ этого города» (надо полагать, киевский митрополит*). [* В Западной церкви не существовало института митрополитаната, и потому митрополит мог быть назван архиепископом]. Очевидно, капитуляции предшествовало заключение какого-то соглашения между Болеславом и Святополком, с одной стороны, и горожанами, с другой, и церковные власти Киева выступили гарантом этого соглашения. Киевлянам были обещаны безопасность и прощение за прошлые «измены». «… Оставленный своим обратившимся в бегство королем, [Киев] 14 августа принял Болеслава и своего долго отсутствовавшего сеньора Святополка, благорасположение к которому63, а также страх перед нашими (саксонцами. - А. К) обратили к покорности весь тот край… Вышеупомянутый сеньор (Святополк. - А. К.) с радостью ста принимать местных жителей, приходивших к нему с изъявлением покорности»**. [** Правда, совсем без кровопролития, кажется, не обошлось. В «Хронике» Яна Длугоша имеется известие о том, что после вступления в Киев войск Болеслава и возведения на престол Святополка русские воины напали на живших в Киеве евреев, разграбили их и предали их дома огню64. Если в этом известии польского хрониста ничего не перепутано (и, в частности, не смешаны два Святополка - Святополк Окаянный и князь Святополк Изяславич, после смерти которого в 1113 году в Киеве действительно имели место выступления против евреев), то действия Святополка можно было бы объяснить, по крайней мере отчасти, тем, что влиятельная еврейская обширна Киева открыто подержала Ярослава].