Дебра Мерк - Девочка в гараже [Реальная история приемной мамы] [litres]

Как мать, я искренне сочувствовала ей. Я представить себе не могла, что было бы со мной, если бы я не могла увидеть моего малыша или взять его на руки. Но таковы были правила. Не следовало рассчитывать на жалость к матери, родившей ребенка уже после того, как убила другого.

– А про имя вы уже подумали? – спросила я, чтобы перевести разговор на какой-нибудь позитив.

– Мне очень нравится имя Кортни. А вам? – Лицо Карен будто посветлело.

– Прелестное имя. А второе?

– Я думала доверить выбор вам. Вы же должны поучаствовать. Хотя бы отчасти.

– Мне нравятся имена Грейс, Фейт или Хоуп*, – сказала я. – Они полны смысла. Любое из них скажет, что именно Бог привнес в нашу жизнь с рождением этой девочки.

Вдруг я поняла: сражаться с грехом Карен – не мое дело. Мне хватает и собственных

– Милость, вера, надежда? – задумалась Карен. – Мне нравится Фейт. Кортни Фейт. Главное – это ведь вера в то, что Бог способен сотворить и сотворит в нашей жизни, вам не кажется?

Неужели Карен уже обратилась сердцем к Господу? Слова о Боге и вере я услышала от нее впервые, если не считать случая, когда мы говорили о нашем прощении. В тот миг я дерзнула поверить, что она действительно начинает прислушиваться к Богу и отзываться на Его голос.

– Значит, Фейт!

Мы улыбнулись. Как бы велика или мала ни была наша вера, тем вечером она казалась громадной. Кортни Фейт пришла в мир и принесла нам жизнь и радость.

Как ни жаль было прерывать радостную минуту, требовалось еще поговорить с Карен о завтрашнем дне.

– Судебное слушание в десять. Помолимся прямо сейчас – о воле Божьей и о том, чтобы судья решил, что будет лучше для Кортни? – Я протянула руки ладонями вверх, чтобы взять за руки Карен. Она протянула правую руку поперек все еще вздутого живота и раскрыла ладонь левой, прикованной к кровати.

– Дорогой Отец Небесный, со смиренным сердцем мы предстаем перед тобой. И просим простить нам наши грехи и выслушать нашу общую молитву за будущее Кортни Фейт. Мы молим: открой сердце и разум судьи, дай ему услышать истину. Даруй ему мудрость решить все так, как будет лучше для Кортни. Помоги нам смириться с этим решением и поверить в то, что Тебе известно будущее этой новой жизни, как и то, что именно лучше для нее. Преображай и впредь сердце Карен, помоги ей познать Тебя как ее Господа и Спасителя и вверить Тебе свою жизнь. Благодарим тебя, Отец. Аминь.

Мы закончили молиться, и в палату вошла медсестра – записать жизненные показатели Карен. Я решила, что самое время уйти.

– Если получится, я расскажу вам обо всем, что случится завтра. Если нет, вас наверняка будет держать в курсе наш адвокат, – я пожала руку Карен. Она кивнула и ответила на пожатие. Меня поразила нежность, которую я чувствовала к этой женщине: Бог преобразил мое сердце.

Пока я ехала домой, небо потемнело. Над горой Каспер сгустились тучи, предвещая снег. Пока я была у Карен, легкий дождь увлажнил шоссе. Над дорогой плыл туман, сотканный теплом уходящего дня и прохладным воздухом с гор. Как и весна, осень в Вайоминге непредсказуема: завтра можно было ожидать как солнца, так и метели. В любом случае, самым уместным в суде я сочла свой черный костюм – платье с жакетом и туфли-лодочки.

Почти весь вечер я составляла план на следующий день. Сэди отвезет детей в школу и заберет из школы. Я поеду на «скунсовозе». Да, вид у него неказистый, передачи переключать непросто, но старый грузовичок исправен и надежен. Именно он вытаскивал остальные машины из снега и грязи. И неизменно заводился даже на холоде.

Утром я встретила Сэди у входной двери с ключами от машины.

– Не знаю, что сегодня будет, – сказала я, обняв ее и усадив ее, Хелен и Чарльза в машину. – Отвези детей в школу и забери их вовремя. К началу дня уже будет ясно, привезу я сегодня ребенка или нет. Я позвоню с работы, сообщу, если что-то изменится.

Черное платье, медные пуговицы, черные туфли-лодочки – одежда придавала мне уверенности, чтобы предстать перед судьей. Прежде чем сесть за руль «скунсовоза», я пристегнула ремнями двух подопечных детей, из которых одному исполнилось всего несколько месяцев, и поехала в город вслед за Сэди. К половине девятого всех детей развезли по местам.

Как бы глупо я ни чувствовала себя от таких мыслей, мне не хотелось, чтобы меня видели в городе за рулем «скунсовоза» – не более чем моей дочери хотелось приезжать на нем в свою старшую школу. Я надела темные очки и по боковым аллейкам выехала к старому оштукатуренному зданию вайомингской «Миссии спасения» в центре города.

Грузовичок перевалился через бордюр, выкатился на парковку и остановился. Так достойно, как только могла в классическом наряде и чулках, я открыла дверь машины, повернулась на сиденье, сдвинулась влево и свесила ноги с подножки машины. Стрельнув по сторонам взглядом и убедившись, что никто на меня не смотрит, я спрыгнула на асфальт. Платье слегка задралось и перекрутилось. Теперь пуговицы находились не спереди, а ближе к бедру, поэтому я принялась поспешно одергивать и оправлять одежду, чтобы вновь придать себе презентабельный вид. Мне было так неловко, словно я, наряженная на бал, выкарабкалась из танка «Шерман». Самое уместное чувство в день судебной баталии.

Войдя в Малый дом (это старинное здание прозвали так потому, что когда-то здесь и вправду был маленький жилой дом), я обошла вокруг стола, за которым шестеро угрюмых мужчин, потрепанных уличной жизнью, склонились над Библиями в мягком переплете. Один из местных, такой же неопрятный, руководил библейскими чтениями. Некоторые подвинули металлические стулья, пропуская меня к двери кабинета.

– Доброе утро, джентльмены, – поздоровалась я.

– Доброе утро, мисс Деб, – пробурчали они.

– Хорошо выглядите сегодня, – добавил один. Раньше они никогда не видели меня при параде. Обычно сотрудники миссии одевались гораздо менее официально, как правило, в синие джинсы.

У всех мужчин вид был сонный: кофе в миссии не предлагали. Директор считал, что здешние постояльцы не нуждаются в стимулирующих веществах. А мне кофе был просто необходим. Приходилось выпивать две чашки утром перед отъездом на работу, и я не отказалась бы и от третьей, но так и не решилась принести в здание миссии источник пагубного кофеина, купленный навынос.

В моем кабинете царило уютное тепло: скорее всего, Джо, приезжавший в самую рань, включил для меня допотопный обогреватель. Папки с делами были сложены стопками на деревянном, видавшем виды письменном столе. Папки навевали грусть. В них хранились истории сломленных женщин, обратившихся в миссию за помощью, любовью и надеждой. Кто-то из них только что вышел из тюрьмы. Многие потеряли все: дом, мужа, работу, даже детей. Большинство лишились чувства собственного достоинства. Мне вспомнилась Карен. Ей наша помощь никогда не понадобится. Из тюрьмы она не выйдет. Я – капеллан, значит, я должна дарить им надежду. Этим утром ее толика не помешала бы и мне.