Александр Шестаковский - Самородок

Гаврила Игнатьевич, отец С. Г. Симонова

Переступив порог калитки, Сергей Гаврилович каким-то неведомым путем сразу же узнал знакомый с детства предмет. Словно не доверяясь ослабевшему зрению, он потянулся к сделанной каким-то особым способом защелке калитки и пальцами ощупал ее, вызвав у хозяйки дома и у нас недоумение. Какое-то мгновение он был сосредоточен, но тут же с забавной гордостью сказал:

— Видать, неплохо мною защелка сработана, что служит уже более семидесяти лет...

Мы улыбнулись. Можно было подумать, что после этого немудреного запора не было прославивших его автоматической винтовки, противотанкового ружья, самозарядного карабина, десятков других конструкций и что в создании защелки, которую мы с любопытством разглядывали, вся его заслуга.

Внутренняя часть дома оказалась полностью перестроенной — прежней осталась только кухня. Чистенько. Добротная недорогая, но современная мебель, в углу телевизор. Невольно Симонов сравнил нынешнюю обстановку дома с той, в которой довелось в детстве жить его многочисленной семье. Тогда единственной «мебелью» был стоявший в углу грубо сколоченный стол да окружавшие его лавки. Спали на русской печи и на полатях. Вечерами рано гасили лампу-коптилку — чтобы не переводить зря керосин.

Нельзя не удивляться непостижимому совершенству человеческой памяти. Она подчас извлекает из тайников мозга такие, казалось бы, давно забытые подробности, что только диву даешься.

— Отец мой, как и дед, числился хлеборобом, — вспоминает Симонов. — Так что я, можно считать, потомственный крестьянин. Однако крохотные наделы, да и скудность земли, как мы ни старались, давали столь мизерные урожаи, что своего хлеба хватало только, как в старину говорили, до рождества, а точнее, до Нового года. Поэтому, чтобы прокормить семью, отцу приходилось работать у местных заводчиков, занимавшихся разработкой известняка. Вон она, гряда, — показал Симонов на видневшиеся в окно карьеры. — Немало там пришлось пролить пота отцу, да и мне досталось...

За 15 верст отец возил на тощей лошаденке известь в город. В неделю зарабатывал, помню, 3 рубля 60 копеек. На эти деньги по тогдашним ценам можно бы и жить. Но от них после покупки корма для лошади и коровенки оставалось не более 60 копеек. На такие деньги, ясное дело, семье, в которой было семь детей, не прожить. Чтобы кое-как свести концы с концами, отцу приходилось еще и заготавливать дрова на продажу.

И все же, по теперешним понятиям, мы тогда буквально нищенствовали. Летом бегали босиком. Когда холодало, заматывали ноги тряпьем и одевали лапти. Поношенную одежонку отец покупал для нас в городе на базаре. Мать, как могла, ее ушивала.

В семье было заведено, что детей с шести лет приучали работать в поле. В таком возрасте только бы и играть да играть, а мы сажали картофель, подносили снопы. И дома всегда находились дела: нянчились с меньшими, убирали избу, мыли посуду. Помню, крепко доставалось, коль нечаянно разобьешь чашку или блюдце.

С десяти лет мы летом уже косили корове траву, жали серпом хлеб. Осенью вместе с отцом заготовляли дрова. Деревья в лесу рубили прямо топором — так нам казалось сподручнее. Разделывали их и стаскивали в так называемые костры — штабеля, чтобы потом легче было грузить на телегу или сани. Потом перевозили хлысты к дому. Здесь их распиливали, кололи и укладывали в поленницы — вон возле того забора.

Сергей Гаврилович отодвинул шторку окна и кивнул на черный от времени, но еще прочный частокол, огораживающий хозяйственный дворик, вымощенный им вместе с отцом каменными плитами более полувека назад.

Как о единственном светлом времени детства, отмеченного не по возрасту тяжелым трудом и крайней нуждой, он вспомнил о часах, проведенных в стенах начальной сельской школы. Ее здание и сейчас виднеется в окно через дорогу на горке.

— Учился я охотно и, видимо, успешно, ибо меня всегда среди немногих учеников отмечали похвальными листами. Учитель — Александр Александрович — должно быть, был хорошим человеком и педагогом, что к нему до сих пор сохранились самые теплые чувства. Бывало, в метель увидит в окно, что я с книжками под мышкой никак не могу взобраться в гору, выйдет, встретит меня и на руках принесет в школу. И к другим детям бедняков он относился с сочувствием. Особенно к тем, которые приходили из соседних деревень. Чтобы они не были голодны, он поручал сторожу варить им картофельный суп. Помню, очень нравилось мне это варево и казалось, нет на свете еды вкусней.

Когда я ухитрялся делать уроки, право, ума не приложу. Ведь с меня не снимались многочисленные домашние обязанности. На третью зиму успешно сдал экзамены, получил похвальный лист и свидетельство об окончании начальной школы. Мне очень хотелось дальше учиться. И учитель, помню, говорил отцу, что я способный, и советовал продолжить мое образование. Но у семьи не было на это средств. Да и руки мои требовались в хозяйстве. Отец сочувствовал, но все же был неумолим. Должно быть, нелегко было прокормить и одеть нашу многочисленную ораву.

Документ об успешном окончании федотовской начальной школы

Похвальный лист Сергея Симонова

Сергей Гаврилович вспоминает, как уже тогда, еще ребенком, проявлял он интерес к разным ремеслам. Конечно же домашние дела почти не оставляли свободного времени. Но коль перепадали такие минуты, он с увлечением что-нибудь пилил, строгал. Приходилось мастерить украдкой от отца, боявшегося, что он поломает инструмент.

Тут, в родном доме, Сергей Гаврилович то и дело наталкивался на следы своих первых в жизни поделок. В груде старого хлама в углу двора он чудом усмотрел обрубок валика со следами деревянных лопаточек. Оказалось, что это остатки маслобойки, которую он изготовил из дерева, когда ему еще не было и десяти лет. Ее он мастерил в конюшне при свете керосиновой коптилки, когда его чуть свет посылали подкормить лошадь. Получилось отменно. Маслобойкой стала пользоваться не только мать, но и соседи, с трудом верившие, что такое мог придумать и смастерить малолетний Сергейка.

Мальца неумолимо стала тянуть к себе кузница, что приютилась на краю деревни. Привлеченный сюда однажды лязгом обрабатываемого на наковальне металла, он уже не мог равнодушно мимо нее проходить. Порой, забыв обо всем на свете, и в том числе о домашних обязанностях, он подолгу восхищенно наблюдал за таинством превращения бесформенных кусков железа в столь полезные в крестьянском хозяйстве предметы. Кузнец Сергей Антонович поначалу его вроде бы не примечал: и другие мальчишки забегали к нему из любопытства. Но Сергейка, в отличие от них, появлялся в воротах кузни чуть ли не каждый день и одолевал вопросами. А однажды несмело напросился помочь.