Александр Шестаковский - Самородок

С тех давних пор, как Симонов еще на пулеметном заводе стал руководить людьми, он понял, что от подчиненных можно требовать полной отдачи только в том случае, если они сознательно относятся к делу, видят в нем смысл, интересуются не только своей непосредственной работой, не замкнулись в рамках личных забот. Поэтому уже тогда, старшим мастером, он никогда не упускал случая побеседовать с людьми о жизни и событиях, происходящих за пределами цеха, предприятия.

Чаще всего во время обеденного перерыва, когда рабочие в летнее время выходили на заводской двор и, присев на ящиках из-под оборудования, принимались закусывать принесенной из дома снедью (столовой на первых порах на заводе не было), исподволь, словно бы случайно Симонов заводил разговор то о международной жизни, то о событиях в стране.

Слово «исподволь» принадлежит не мне. Его произнес Сергей Гаврилович, когда я его попросил подробнее рассказать об импровизированных политбеседах, которые он вел на протяжении всей жизни на заводах, где работал, в конструкторских бюро среди своих подчиненных, будь то рабочие или конструкторы.

— Так почему же «исподволь», а не прямо, официально, что ли? — спросил я его.

Мой вопрос не застал Симонова врасплох. Чувствовалось, что он на этот счет имеет не лишенное смысла собственное мнение.

— Можно бы, конечно, объявлять политчас или как-то еще называть эти беседы, — сказал он. — Но ведь, во-первых, тогда надо было выкраивать для них особое время, а его у нас и так вечно не хватало. Во-вторых, такой политчас можно бы проводить раз в неделю, не чаще. А тут я имел возможность беседовать со своими людьми каждый день.

Сергей Гаврилович чуть задумался и потом продолжил:

— Но главное даже не в этом. Нужно знать психологию людей. Особенно тех немногих, которые аполитичны. Они очень не любят, когда насилуют их волю, их сознание. На лекцию или даже на политчас такой и не пойдет. И в общей беседе на первых порах не участвует, отмалчивается. Однако, хочет он того или нет, невольно прислушивается к суждениям своих товарищей, расширяет благодаря этому свой кругозор, становится сознательнее. Смотришь — через месяц-другой он сначала несмело бросит к слову реплику, а вскоре и активно включается в общий разговор. Так мне удавалось не оставлять ни одного человека вне благотворного влияния коллектива...

Но более полное представление о взаимоотношениях Симонова со своими подчиненными я получил не от него. Удалось встретиться и обстоятельно поговорить с механиком-отладчиком Анатолием Александровичем Раструсовым, общительным и жизнерадостным человеком, проработавшим под руководством Сергея Гавриловича чуть менее 35 лет.

Анатолий Александрович хорошо помнит напряженный ритм работы конструкторского бюро Симонова в теперь уже далеком 42-м году, когда он получил туда назначение. На нескольких заводах тогда налаживалось вновь или расширялось производство противотанковых ружей. Производственники то и дело обращались в бюро с просьбой приспособить технологию изготовления той или иной детали ружья к имевшимся у них условиям. Сергей Гаврилович всегда с пониманием отзывался на такие просьбы. Но прежде чем дать конкретные рекомендации, считал обязательным проверить, не ухудшит ли новая технология прочность детали. Занимались не только этим. У главного конструктора, несмотря на хорошие отзывы о ПТРС с фронтов, постоянно появлялись новые идеи совершенствования отдельных узлов, облегчения веса ружья. И каждая такая идея сейчас же апробировалась. Проводили десятки, сотни опытов. Людей не хватало, и потому каждому приходилось работать за двоих. Порой, когда задание было особенно срочным, по двое суток не уходили с завода домой. Но никто не роптал. Сергей Гаврилович всегда находил понятные, простые слова, убеждавшие в необходимости именно такой самоотверженной работы.

Но Симонов умел не только подчинять людей своей воле, но и по-отечески заботился о них. Анатолий Александрович вспоминает, как, несмотря на строгости карточной системы, Сергею Гавриловичу нет-нет да удавалось ему одному известными путями раздобывать продукты для своих подчиненных, чтобы поддержать их силы.

Во время обеденного отдыха или короткого перекура он непременно находился среди своих людей, интересовался их домашними делами, всегда приходил на помощь советом и делом.

Вместе с тем он был резок, если кто-то из станочников запарывал деталь. Сергей Гаврилович быстро остывал, если брак был из-за того, что токарь или фрезеровщик не понял чертежа. Ну а коль оплошность была допущена по небрежности — провинившемуся доставалось сполна. Особенно не выносил Симонов, когда виновник пытался оправдываться. Тут уж, казалось, гневу не будет предела. Но люди на него не обижались. Пройдет, бывало, час-другой, он сам подойдет к человеку, заговорит, словно бы ничего и не произошло, снимет с его души тяжесть.

Анатолий Александрович вспомнил и такую любопытную деталь. Прижился порядок, что все сотрудники конструкторского бюро уходили в отпуск одновременно. Конечно же у каждого были свои планы, где и как провести время отдыха. Надо думать, что такие наметки были и у Симонова. И все же он никогда не ставил личные интересы выше общественных. Время отпуска определялось коллективно на коротком совещании всех сотрудников в соответствии с желаниями большинства. О желании руководителя бюро никто не знал, он его никому не высказывал.

Со многими хорошими людьми довелось Сергею Гавриловичу тесно общаться на протяжении его большой, наполненной событиями жизни. Самые теплые слова он находит, когда речь заходит о тех, кто в той или иной степени определил его судьбу: учителе федоровской школы Александре Александровиче, кузнеце Сергее Антоновиче, Федорове, Дегтяреве. С благодарностью он всегда отзывается и о товарищах, трудившихся рядом с ним, работавших в его конструкторском бюро. Они верили в его творческие силы, самоотверженно помогали осуществлять задумки.

Многих из них уже нет. Других разбросала судьба по разным городам, и видеться удается редко — обмениваются лишь телеграммами в праздники, короткими письмами. «Собрать бы их всех, обнять, поблагодарить за то, что они есть, за то, что помогали», — часто думает Сергей Гаврилович. Но нет, сложности нашей жизни такую встречу осуществить не позволяют — одни чувствуют себя не совсем здоровыми, другие не могут оторваться даже на короткое время от своих внуков и правнуков, у третьих — еще какая-то причина. А жаль...

Вот Александр Иванович Голубев. С ним Симонов в один день был принят в ряды партии. С ним вместе изготовляли и подарок ковровских оружейников XVI съезду партии — пулемет Дегтярева, который ныне можно увидеть в экспозиции Центрального музея Вооруженных Сил СССР. Ему первому Сергей Гаврилович открылся, что разрабатывает пулемет собственной конструкции. Александр Иванович не только поверил в творческие силы друга, но и активно содействовал осуществлению задуманного: приходил в воскресные дни и по вечерам в домашнюю мастерскую Симонова на Муромскую улицу, помогал вырезать из цельного куска металла коробку пулемета и другие детали, которые одному изготовлять было не с руки. Их душевная дружба не остыла и позднее, когда Симонов стал начальником сборочной мастерской, а Голубев был у него старшим мастером. Александр Иванович искренне радовался каждому успеху товарища и всегда старался ему помогать. Тяжело переживал Сергей Гаврилович утрату друга, скончавшегося из-за болезни незадолго до Великой Отечественной...