Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Ореховое дерево начало сохнуть — корни его никак не могли распрямиться под каменным прессом. Наконец подвернулся случай, и Виктор Петрович продал запасы бута одному из соседей. Лишь разбитые и потрескавшиеся камни остались на прежнем месте. Из этих камней старшие братья Сережа и Петя сложили прекрасную крепость с островерхой башней, бойницами и дозорными площадками.

В крепости засели турки — соседские мальчишки-молдаване. А командовал крепостью пятилетний Алеша. Сережа и Петя по очереди были то майором Нехлюдовым, то Константином Щусем и по десять раз на дню шли на штурм крепости.

Турецкий предводитель был суров и беспощаден. Его верные нукеры Ницэ и Иона стреляли в наступавших из самодельных арбалетов, а когда кончались стрелы, устраивали вылазку, делая страшные глаза и размахивая деревянными саблями.

Однажды мальчишкам надоело быть турками, и они попросились в суворовцы, ну, хотя бы только разочек. Сережа и Петя согласились на это с большой неохотой, но, согласившись, взялись за оборону всерьез: укрепили крепостную башню вывороченными близ большой дороги камнями, построили частокол из толстых палок. Жаль только, ров вырыть им не позволили. Но все равно крепость стала неприступной.

Рано утром, когда все еще спали, Алеша поднялся идти на разведку. Старший брат спросил, куда это он собрался, перевернулся на другой бок и пробормотал:

— Только ничего не ломай!

— Ладно, — согласился Алеша и, натянув штаны, выскользнул в сад.

Чистое и яркое солнце еще не грело, от мокрой травы веяло холодом, и Алеша пожалел, что вылез из теплой постели. Не спали только птицы, они уже наполнили сад буйной разноголосицей. В прозрачном воздухе птичий гомон разносился звонко и резко, как будто утренние птахи задались целью перекричать друг друга. Алеша швырнул палку в крону высокой яблони — стая мухоловок вспорхнула над ней и, прочертя дугу над головой, унеслась в глубь сада.

Осмотр крепости ничего не дал. Мальчик решил пролезть сквозь частокол и чуть было не разорвал штаны. Тогда он попытался сделать проход и замаскировать его тонкими ветками, но братья так крепко вбили в землю толстые сучья, что оказалось не под силу выдернуть хотя бы один. Пришлось пробираться в обход вдоль забора, и тут Алеша увидел злобные и острые, как у старого гнома, бусинки глаз, что глядели на него из черной норки. Это тарантул вышел на раннюю охоту. Ядовитых пауков с замшелыми лапами боялись не только дети, но и взрослые. Один лишь приятель Алеши — маленький Ницэ умел расправляться с этими страшными тварями. Тарантул грозно стриг лапами, готовясь к нападению. Алеша осторожно отодвинулся и подобрал лежавшую на земле деревянную саблю. Он сделал боевой выпад, и тарантул скрылся в своей норе.

Мальчика осенила мысль: он побежал домой, отколупнул из чашечки подсвечника кусок воска, разогрел его в ладони, скатал шарик, нанизал его на длинную нитку и побежал в сад. Тарантул попался упрямый. На все попытки выманить его из норки он лишь сжимался в клубок. Наконец он все же вцепился в пахнущий человеком воск и прилип к нему. Этого-то Алеша и добивался. Он осторожно выудил паука из норки и опустил в коробочку из-под маминой пудры.

Перед завтраком Алеша тайком показал свою добычу братьям. Оба посмотрели на него с уважением.

— Прогрызет он твою коробку и тебя же первого ужалит, — сказал Петя, когда дети встали из-за стола. — Оп очень опасный, с ним шутить нельзя. Отдай-ка ты его лучше мне, тебе-то он на что?

— А тебе?

— Я проткну его булавкой и помещу в свою коллекцию вместе с жуками.

— Старший брат просит — надо уступить, — вмешался в разговор Сережа и протянул руку: — Давай коробку сюда!

Алеша на секунду задумался и вдруг прошмыгнул мимо братьев в сад. Здесь его уже поджидали Иона и Ницэ. Он хотел было похвастать перед ними своею добычей, но удержался. Незаметно спрятал коробочку под камень у ограды, затем подбежал к ребятам и велел им встать в строй по правую руку от себя. Проверив у «солдат» оружие, Алеша нашел, что оно для штурма крепости слабовато — у Ницэ лопнула пружина в арбалете.

Когда в сад явились Сережа и Петя, малыши встретили их самодовольными улыбками: у каждого было по казачьему копью из выдернутых из частокола палок, карманы штанов подозрительно оттопыривались.

— Мы так не играем...— сказал Петя.

— Да бог с ними, — заметил Сережа, — все равно им крепости ни за что не одолеть.

— А это мы еще посмотрим! Занимайте позицию. Мы к штурму готовы!

Сережа с Петей лениво перелезли через крепостной вал и приготовились к отражению атаки. Укрепив на башне турецкий флаг, мальчики снисходительно поглядывали на малышей, которые бурно о чем-то совещались.

— Ну, что же вы? Начинайте! — крикнул Петя, взобравшись на вал.

В него полетели зеленые грецкие орехи. Когда снаряды кончились, не причинив защитникам крепости серьезного урона, Ницэ ловко вскарабкался на ореховое дерево и начал трясти сук, который свешивался над крепостью. На голову Сереже и Пете градом посыпались зеленые бомбы. Из крепости понеслись вопли. Алеша приказал начинать штурм, и Ницэ, спрыгнув на землю, пошел вслед за командиром на приступ.

Сережа подбирал орехи и швырял ими в малышей, стараясь не попасть в лицо. Наступавшим пришлось вооружиться щитами. Сражение стало принимать позиционный характер.

Когда орехов не осталось ни у той, ни у другой стороны, защитники крепости предприняли боевую вылазку. Размахивая саблями, они загнали троицу во главе с Алешей в угол сада, прижали ее к ограде и велели сдаваться. Выставив копья, малыши сдерживали натиск. Алеша отступил к стене и, подняв над головой коробочку с тарантулом, закричал что было мочи:

— Бомба!

Сережа с Петей побросали сабли и пустились наутек, а Алеша с громким «ура!» преследовал их, размахивая страшной «бомбой». Храбрые арнауты Ницэ и Иона бросились вдогонку за командиром, не понимая, чем это он так напугал своих братьев. Через минуту они забрались на крепостной вал, и турецкое знамя было повержено. Теперь суворовский стяг развевался над крепостью. Алеша переводил дух и счастливо улыбался. А когда подошли смущенные братья, он милостиво подарил Пете тарантула для его коллекции.

Стоило Виктору Петровичу Щусеву отстраниться от должности, как неведомые прежде болезни навалились на него. Особенно пугало сердце. После отчетливых и гулких ударов — будто оно настойчиво просилось из грудной клетки наружу — сердце затем вдруг затихало, и Виктор Петрович весь обращался в слух, с испариной на лбу ожидая, когда же кончится затянувшаяся пауза. Каждый раз один и тот же вопрос возникал в мозгу: а вдруг больше не стукнет? По спине пробегал холодок, а он все прислушивался, хотя сердце снова двигалось, торопилось. Оно словно задумывалось на минуту, а потом наверстывало упущенное. В такие минуты Виктор Петрович с испуганным лицом сидел на своем огромном кожаном диване и гладил ладонью грудь под халатом.