Андрей Старостин - Большой футбол

Но тогда город только начинал строиться. В упорной борьбе со стихией были уже возведены корпуса промышленных зданий. Комбинат работал на оборону страны. Передовики промышленности, не щадя сил, несли фронтовые вахты и удивляли бывалых производственников трудовыми рекордами. В городе был жилищный кризис. Аварийный поселок со своими стандартными домиками не мог вместить все увеличивающееся население Норильска. Маленькие деревянные самодельные домики, называемые здесь «балками», вырастали как грибы. Пурга заносила их снегом поверх крыш. Люди не сдавались, прорубали в спрессованном, как камень, снегу проходы, переулки, улицы. Наперекор стихии возводились новые промышленные корпуса, театр, клубы. Закладывали фундаменты будущего города. Норильчане как зеницу ока берегли свою гордость — ТЭЦ. Энергию, тепло и свет в необходимом количестве гнало это сердце комбината во все уголки заполярного города.

Героический подвиг нашего народа, вложенный в создание этого города, заслуживает быть специально описанным и ждет своего автора. Я же счастлив, что в какой-то мере участвовал в этой замечательной работе.

Но работы без досуга не бывает. И досуг должен быть интересным, разнообразным, культурным. Тогда и работа будет лучше спориться. Вот тут-то вспомнили и о футболе.

Меня вызвал один из руководящих работников комбината Николай Андреевич Даманов.

— Давайте подумаем, -как наладить нам физкультуру и спорт в Норильске. Вам поможет руководство комбината, комсомол, а вы засучив рукава приступайте вместе с Тикстоном к работе.

Мы с Павлом Павловичем «засучили рукава». Опыт про привлечению общественности к спорту у нас был. С большим удовольствием мы принялись за дело.

Первые наши шаги были к руководителю норильских комсомольцев Антошкину.

Сам он был не очень-то большой спортсмен и лишь для примера показывался иногда в спортивном зале у волейбольной сетки. Но роль комсомола в организации физкультурно-спортивной работы понимал прекрасно.

Кайло и лопата стали первыми спортивными снарядами норильских комсомольцев. Вооружившись ими, они шли на субботник по оборудованию наливного катка и строительству подсобных помещений для малого спортивного зала.

Тысячи кубометров спрессованного, твердого, как гранит, снега надо разрыхлить и убрать с площадки. Надо вгрызаться в вечную мерзлоту земли, чтобы прорыть траншею для укладки труб сантехнического узла малого спортивного зала.

— Ну что же, надо — значит, надо! — отвечали привычными для себя словами норильские комсомольцы и с несгибаемым упорством кайлили окаменевший снег и вгрызались в промерзшую заполярную землю.

— Зачтем норму ГТО, — весело шутил опытный спортсмен Дима Муравьев, ловко работая лопатой, — каждый комсомолец обязан быть значкистом.

Пурга и мороз были нашими постоянными противниками. Простаивая со шлангами по нескольку часов, в условиях, когда температура воздуха такова, что льющаяся из шланга речная вода кажется теплой, мы все же создали ледяное зеркало. Перед открытием катка мне пришлось испытать на собственном опыте коварство заполярной погоды.

Стоял прекрасный зимний день. «Как на материке», — обычно говорят в Норильске в такие дни. Накануне Нового года я собрался в тундру за елками для украшения катка.

Молодой ездовой, мой земляк москвич Володя сидел в розвальнях, укутавшись в овчинный тулупчик. Я даже пошутил над ездовым:

— На Северный полюс едем, Володя?

— Напрасно вы этим делом шутите, Андрей Петрович, — серьезно возразил ездовой. — Северный полюс может нам показаться курортом.

На улице было так тепло и тихо, что я не обратил внимания на эту остроту. Низким баритоном загудела ТЭЦ, возвещая обеденный перерыв. Мглистые сумерки оживились спешащими на обед норильчанами. Я повалился рядом с Володей в розвальни. Небольшой, но гладкий и ладный гнедой взмахнул хвостом и рысцой двинулся по Октябрьской улице.

— Погодка-то наша, Володя!

— Наша, Андрей Петрович, московская, — умиленно отвечает мне Володя.

Норильск расположен посреди тундры. Две горы — Шмитиха и Гудчиха — прикрывают его с юга. Но образующееся между ними ущелье создает как бы трубу, в которую с широчайших просторов заполярной тундры дуют неуемные ветры, часто переходящие в пургу со скоростью свыше тридцати метров в секунду.

Однако это не самый свирепый ветер. Южный ветер сильный, но не злой. Вот когда задует ветер с севера, тогда норильчане говорят:

— Пясинский задул!

Тут уж чуть зазеваешься — щеки и нос вмиг как огнем обожжет, обморозит. Не зевай!

...Больше двух часов мы с Володей по чахлому, реденькому лесу лазаем по колени в снегу. Хорошие лесные массивы под Норильском есть, но ехать надо за три десятка километров. А поблизости стволы у деревьев кривые, листвы мало. Ходили мы, ходили по этому лесочку, с трудом набрали полтора десятка совсем незавидных елок. Цвет у них какой-то рыжеватый. Чуть ее топором тронешь, хвоя так дождем и сыплется. Ветви ломаются. Устали мы порядком, пока выбрали нужные елки.

Вот тут-то и задул «пясинский». Разогревшись в работе, я не сразу понял, что дело принимает серьезный оборот. Володя натянул на себя тулуп, поднял высокий воротник, глубоко запахнулся и уселся на передке розвальней. Теперь он был непроницаем для «пясинского»

Я был одет довольно легко. Максимум защиты, которую я мог предпринять, это опустить уши пыжиковой шапки. Так и сделал. Ветер усиливался с каждой минутой. Начиналась пурга. Погодка была уже далеко не «наша». Термометр, наверное, показал бы что-нибудь вроде сорока градусов ниже нуля. Через пять минут после того, как мы тронулись, я почувствовал, что ехать в санях не могу. Легкая телогрейка и «гражданские» брюки были ненадежной защитой. Ноги как голые — ветер обжигает колени. Наш гнедой натруженно вышагивает в темноте, иногда оступаясь с узкой дороги и проваливаясь на обочину. Чертовски медленно мы продвигаемся. Сколько же времени потратим, чтобы добраться до дому?

— Я пойду вперед, — прокричал я Володе и вылез из саней.

В обычных условиях наш путь был не так уж долог: километров пять-шесть. Но сейчас этот путь казался непреодолимым. Главное, я стал обмерзать, ноги и руки зашлись, я не чувствовал их. Между воротником и шапкой на шее образовался ледяной поясок, который, как я ни старался отдирать своими бесчувственными пальцами, возникал вновь и вновь.

Я уже плохо понимал, сколько времени я бегу. Ясно одно: останавливаться нельзя, замерзну!

Вот когда мне пригодились спортивные качества! Большие нагрузки, тренировки... Я вспомнил знаменитые квашнинско-гороховские кроссы. Как я их проклинал тогда и как я их благословлял сейчас!