Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

Пианист все играл, и мне уже казалось, что мы с ним трудимся вместе, и это он фиксирует мысль, но не словами, а звуками. Под его сильными, быстрыми пальцами лепятся фразы, рождаются вопросы и ответы, и вслед за долгим и упорным раздумьем медленного пассажа следует решительный и точный вывод…»

Феликс любил искусство, а «искусство требует жертв». Революция тоже требует, любое правое дело требует жертв. В театре жизни — все настоящее, жертвы тоже.

Театр двулик, одно его лицо — сцена, оно полно движений, страстей. Мы неотрывно смотрим на его меняющиеся черты и сменой своих душевных волнений их отражаем.

Так рождается второе лицо театра. Переведите на минуту свой взор со сцены в зал, и оно явится перед вами, многоликое и одновременно единое. Прислушайтесь к дыханию зала: в напряженной тишине чуть уловимым вздохом выразит себя печаль и громовым хохотом — веселье, и тут же вновь воцарится благоговейная тишина.

Бегло заглянув в лицо зала, вы опять устремили взор на сцену, вы снова со всеми. Народ, наполняющий огромный амфитеатр, разделяет ваше нетерпеливое ожидание, вы сливаетесь с ним в одном чувстве.

Состояние это поразительно: тысячная толпа, подвижная и шумная, если ее предоставить самой себе, замерла под воздействием театра. Но покой этот — только внешний, в душе зрителя творится такое, чего он в жизни не переживал. И эти его потрясения будут тем больше, чем сильнее была его сосредоточенность, чем серьезней, полней было его вхождение в искусство.

Но живопись прекрасней театра, она безмолвна, неподвижна… Она мертва, и в то же время дает волю фантазии. В «Тайной вечере» Леонардо запечатлен самый драматический момент притчи: Христос говорит своим ученикам: «Один из вас меня предаст». Это могучие натуры, и сила их до сих пор была направлена на разумную и добрую цель. Но сейчас они приведены в смятение, они столь поражены и испуганы услышанным, что ясно понимаешь: эта весть о человеческом предательстве разрушила их веру в гармонию.

Всеобщая смятенность особенно явственно выделяется рядом со спокойной центральной фигурой. Христос, потрясенный, одновременно сдержан и в чем-то даже радостен. Его душевное спокойствие — от сознания, что предаст его один из учеников, но все остальные останутся неотступно верными. Происходит как бы одновременное разрушение и трагическое обретение гармонии. Новой гармонии. Гармонии смерти.

В Варшаве Феликс пробыл три месяца, потом он отправился в Вильно. Варшавский поезд прибыл в Вильно рано утром. Феликс решил совместить приятное с полезным: полюбоваться на знакомые места, а заодно еще раз проверить, нет ли за ним наблюдения. Весь день он бродил по городу, отдавшись воспоминаниям детства и юности. Что представлял собою любимый Феликсом город? Ответ можно найти в романе Максима Горецкого «Виленские коммунары», рукопись которого сохраняется в Центральной научной библиотеке Академии наук Литвы (г. Вильнюс) в отделе рукописей и редкой книги, сигнатура F 21-405 Масеj Мisка. Wilenskija каmuпагу Raman chronika narys 1923. Горецкий пишет, что в начале века «Вильно, этот старинный, большой и красивый город, экономический центр целого края и культурный пуп всея Литвы и Беларуси, было однако, обычным «губернским городом» царской России.

От вокзала до Завальной улицы тягалась на худых, измученных клячах неуклюжая и убогая конка.

На Юровском проспекте погуливали с тихим гонором польские паны в кунтушиках; позванивали шпорами с рисовкой молодые русские офицерики; модно кутались в дорогие шубы проститутки первого разряда; проплывали в тяжелой, солидной, как та же конка, форме с кукардами, петлицами, пуговицами, русские чиновники; пробегали на рандеву гимназистки и гимназисты; все было как следует…

Много было ресторанов, кафе, баров как в центре так и по всему городу, а больше всего было очень хороших пивных в рабочих гнездах, на окраинах. А сколько тех гостиниц по самой разной цене, и очень больших, шикарных и самых скромных, доступных! А номеров и ночлежек, столовок и закусочных! Одних публичных домов, тоже по самой разной цене, был целый квартал на Заречье… Гуляй душа, были бы деньги!

С высокой красивой замковой горы каждый день стреляла пушка. На Острой Браме, как и теперь, гремел орган, и просто на улице, на голой брусчатке, молились и расстилались перед Маткой Боской Остробрамской люди самых разных сословий, даже русские, если кого-то прижала беда. Проходя через Острую Браму, под святыней, как и теперь, все снимали шапку — и эллин, и еврей… Попробуй не снять, так слетит! И даже русское начальство за этим смотрело!

А как красиво стояла на Кафедральной площади пышная, чугунная Екатерина Великая, гордо выставив высокую грудь. На площади, которая называлась Университетской, хоть университет давным-давно закрыли, стоял сутуловатый чугунный Муравьев, скромно опираясь на тросточку, но казалось каждому, кто хоть немного интересовался историей, что он тебя этой тросточкой сейчас так свистнет — не устоишь».

В Вильно очень трудно было работать из-за отсутствия социал-демократической литературы. Феликс вытащил из тайника экземпляр брошюры Розы Люксембург «Независимость Польши и рабочее дело», да еще у одного старого социал-демократа нашлось два комплекта «Справа работнича» — вот и все. Недостаток литературы пришлось восполнить широкой устной агитацией и собственным творчеством.

Дзержинский торжествовал. Он добился решения об объединении социал-демократического «Рабочего союза Литвы» с польскими социал-демократами. Рабочий союз Литвы был создан в 1896 году революционными рабочими и частью интеллигентов, стоявших на интернационалистических позициях. Они откололись от Литовской социал-демократической партии, недовольные половинчатостью и непоследовательностью ее программы.

В начале января 1900 года в Минске должен был состояться съезд «Рабочего союза Литвы», и Дзержинский отправился туда.

Как и предполагал Феликс, идея объединения с польскими социал-демократами была здесь горячо поддержана. Съезд подтвердил решения декабрьского совещания. В избранный на съезде Центральный комитет вошли Ф. Дзержинский, М. Козловский и С. Трусевич (К. Залевский).

На декабрьском совещании и на съезде подготовка программы Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ) — так предполагалось называть новую, объединенную партию — была возложена на варшавский «Рабочий союз социал-демократии». В феврале намечалось провести объединенный съезд.

Такие радостные вести привез Дзержинский в Варшаву. Всего несколько дней понадобилось ему, чтобы составить и издать проект программы. За основу он взял программу социал-демократии Королевства Польского, а необходимые дополнения были давно им обдуманы и выстраданы.