Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

О похоронах Ленина оставила воспоминания и Софья Мушкат-Дзержинская. Она тоже любила похороны, марш Шопена был для нее любимой с детства музыкой. Софья воспитывалась в тех же традициях, что и Феликс. Она знала толк в похоронах.

«Никогда не забуду тяжелых январских дней, когда непрерывно днем и ночью тысячи и тысячи людей стояли на трескучем морозе на улицах Москвы, согреваясь у костров, в ожидании доступа в Колонный зал Дома Союзов, чтобы взглянуть на дорогое лицо и отдать последний долг безвременно ушедшему от нас вождю, отцу и другу».

25 января 1924 года Дзержинский как председатель комиссии по похоронам В. И. Ленина разослал по радио всем республикам, областям, губисполкомам СССР, Реввоенсовету, ВСНХ и всем Наркоматам Союза Распоряжение, согласно которому 27 января в 16 часов по московскому времени в момент опускания гроба В. И. Ленина был произведен одновременный военный солют по всей территории СССР. На фабриках и заводах СССР в течение трех минут раздавались траурные гудки; работа на всех предприятиях и движение на транспорте были приостановлены на 5 минут.

О смерти великого вождя вместе с советским народом скорбили трудящиеся всего мира; в день похорон рабочие многих капиталистических стран остановили на 5 минут работу.

Не забыть той минуты, когда боевые соратники и друзья под гром артеллерийских залпов внесли останки Владимира Ильича на вечный покой в Мавзолей.

По желанию народа правительство приняло решение о бальзамировании тела В. И. Ленина. Это было поручено группе ученых во главе с акад. В. П. Воробьевым. Дзержинский, являвшийся членом комиссии по увековечению памяти Ленина, всемерно помогал ученым в их трудной и ответственной работе. Об этом ярко написал принимавший непосредственное участие в сохранении тела В. И. Ленина проф. В. И. Збарский в своей брошюре «Мавзолей Ленина».

Первые дни В. П. Воробьеву и В. И. Збарскому приходилось круглые сутки непрерывно работать в Мавзолее. Без сна и отдыха они настолько переутомились, что едва держались на ногах. Узнав об этом, Дзержинский вызвал к себе проф. Збарского и взял с него слово, что он и акад. Воробьев будут поочередно отдыхать.

В тот же день Феликс распорядился проложить к Мавзолею трамвайные рельсы и провода, что и было сделано в течение одной ночи. На следующий день возле Мавзолея появился специально оборудованный вагон трамвая с постелями, умывальными принадлежностями, электрическими плитами и т. д. В этом вагоне ученые отдыхали и получали горячую пищу.

После месяца трудной работы над консервацией тела В. И. Ленина акад. Воробьев уехал на несколько дней в Харьков. В его отсутствие проф. Збарскому показалось, что на лице Владимира Ильича появились некоторые изменения.

В 2 часа ночи проф. Збарский направился в ОГПУ и из комнаты секретаря Дзержинского, срочно вызвал по телефону акад. Воробьева, потребовал его немедленного приезда. По словам В. И. Збарского, он был крайне взволнован, разговаривая с В. П. Воробьевым. Когда разговор был окончен, и Збарский повернулся, он с изумлением увидел перед собой Феликса Дзержинского.

— Что с вами? — спросил Дзержинский. — На вас лица нет. Разве так можно волноваться?

Он пригласил профессора Збарского в свой кабинет и в течение двух часов разговаривал с ним, успокаивая его.

«Я ушел успокоенный, — рассказывает Збарский. — Вспоминая много раз ту ночь, я вижу перед собой чудесного Феликса Эдмундовича».

И в течение всей трудной работы ученых в Мавзолее Дзержинский продолжал оказывать им помощь. «Он это выполнял с такой чуткостью, — вспоминал В. И. Збар-ский, — с таким тактом, что удачными результатами нашей работы мы во многом обязаны ему».

Броня Орса-Койдановская — прелестное юное создание, племянница моей покойной приятельницы Орсы-Койдановской, с детства испытывала интерес к личности Ленина. Может быть, мое мнение ошибочно (дай Бог), но мне этот интерес казался странным. Вы можете представить благовоспитанную польскую девочку, которая живет в Берлине и без стеснения на каждом шагу цитирует стихи советских поэтов. Что-то вроде строк Николая Полетаева:

У нее был свой особый блокнотик, куда она выписывала эти стишки и украшала вырезками из журналов и своими собственными рисунками. Похоже, она завидовала московским пионерам, которые могут посещать мавзолей и заглядывать в саркофаг вождя. Я обращала внимание ее тетки и родителей на нездоровое увлечение девочки. Бронислава приходила в отчаяние, когда ей не давали делать вырезки про Ленина.

— Пани Гертруда, — говорила она мне, — вы собираете материал про Феликса Дзержинского, почему мне нельзя интересоваться Лениным. Я хочу написать про него книгу, когда вырасту.

— Дитя мое, — отвечала я ей, — мне есть что сказать в оправдание… Во-первых, я встречалась с Дзержинским, и до сих пор не могу забыть эту встречу. Во-вторых, я жила в то время, о котором пишу. Мое время поймало меня в западню, я живу только прошлым. Я не могу принять настоящего времени, в этом мое несчастье. В-третьих, я могу признаться, что увлечение психоанализом и историей, фактически испортило мне жизнь. Если бы предоставилась такая возможность, я бы прожила ее по-иному. Надо любить жизнь, а не смерть! Не прошлое, а будущее!

Я надеюсь, что интерес Брониславы к Ленину временный, возрастной. Я верю, что жизнь Брониславы будет счастливой, она встретит достойного человека, создаст семью и забота о детях поможет забыть о вожде пролетариата и его жутком саркофаге.

Эту главу я закончу выписанными из блокнота Брониславы Орсы-Койдановской словами Сергея Есенина.

Вот так, «еще суровей и угрюмей творить дела» Ленина остался Дзержинский со своей дьявольской дружиной — чекистами. Есенин верно отметил этот момент, не зря он дружил с чекистом Блюмкиным.

Ненадолго пережил Феликс свой идеал. Без «духовной поддержки» Ленина он прожил всего два года.

Обвинения социалистам-революционерам (эсерам) были предъявлены другой социалистической и революционной партией, вместе с которой до 1917 года они боролись с царским режимом, — большевиками. Октябрь 17-го развел их по разные стороны баррикад (впрочем, группа левых эсеров «продержалась» с большевиками чуть дольше — до весны 1918 года). Последовательно свергнув поддерживаемое эсерами Временное правительство и разогнав демократически избранный парламент — Учредительное собрание, в котором сторонники народовластия эсеры занимали больше половины мест, большевики, декларируя, как известно, власть Советов, установили диктатуру своей партии.