Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

Однажды, зайдя к Лизе, Феликс встретил у нее незнакомого юношу. Он уже по некоторым признакам научился тогда распознавать голодных и бездомных людей. Юноша сутулился, грел озябшие руки и от сладости тепла почти не обратил внимания на то, как знакомила его с Феликсом Лиза. По тем же мелким признакам Феликс понял, что для него и Лизы все кончено. Он был рад. Это была радость освобождения. В памяти от этой любви остался только образ средневекового рыцаря.

Периодически в Берлине Феликс встречался с Розой Люксембург — основоположницей польской социал-демократии. Именно с ней он говорил о своей решимости отдать жизнь за социализм.

— Но вы же больны!

— Пусть! Пусть мне недолго осталось жить. Но никто не может помешать мне отдать последние свои силы борьбе за дело социализма.

— Дзержинский хочет показать себя великомучеником, — съязвил Тышка. — Он, видите ли, жизнь свою не жалеет для социализма. Не то что некоторые эгоисты.

Феликс весь сжался от обиды. Он не находил слов для ответа, закусил губу и едва сдержался.

— Не обижайтесь, Феликс. — Он почувствовал на плече горячую руку Розы. — Товарищ Иогихес бывает жестковат в спорах, даже жесток, но только для пользы дела. Не обижайтесь, — еще раз повторила она, — и поймите, что ваша жизнь принадлежит партии, и вы не вправе единолично распоряжаться ею.

Она нарочно сказала не Тышка, а Иогихес, назвала подлинную его фамилию, желая подчеркнуть полное доверие к Дзержинскому. Он понял и оценил это. Мягкий голос Розы и прикосновение руки действовали успокаивающе. Дзержинский был вспыльчив, но отходчив.

— Ну как? — спросила Роза, когда Феликс ушел. — Что касается меня, то, признаюсь, я готова влюбиться в Дзержинского.

В одном из писем Карла Маркса к жене есть одно чрезвычайно интересное место; он пишет о портрете своей жены: «Как ни плох твой портрет, он прекрасно служит мне, и теперь я понимаю, почему даже «мрачные мадонны» самые уродливые изображения Богоматери, могли находить себе ревностных почитателей, и даже более многочисленных почитателей, чем хорошие изображения».

Портрет — символ того, что важно для любящего в предмете его страсти. Попробуем воссоздать портрет жены «железного Феликса», воспользовавшись ее воспоминаниями «В годы великих боев». (1964 г.)

Софья Мушкат родилась в 1882 г. в Варшаве в доме на Краковском предместье около Дворцовой площади с чудесным видом на Вислу. Ее отец Сигизмунд Мушкат тринадцатилетним подростком принимал участие в восстании 1863 года. Доставлял боеприпасы и еду скрывавшимся в лесах повстанцам. После восстания работал приказчиком в книжном магазине в Варшаве. Сам научился читать, писать и говорить по-немецки.

Мать Саломея-Станислава, урожденная Либкивд, была воплощением доброты. Она заботилась не только о муже и детях, но и своих сестрах и братьях, которые были старше ее, а также и об их семьях. Она имела приятный голос и часто пела. Возможно, что именно ее пение зародило у Зоей горячее желание учиться музыке. Когда ей исполнилось семь лет, она начала брать уроки игры на рояле.

Одним из первых произведений, которые она играла, была специально обработанная для детей прелюдия Шопена. Эту прелюдию позднее в польской школе она пела с подругами в хоре:

В семь лет Зоею отдали в только что открытый, в Варшаве второй по счету частный детский сад. Но в 1891 году счастливое детство кончилось. На 37-ом году жизни Саломея-Станислава умерла во время родов. Отец с Софьей и сыном Станиславом переселились на Маршалковскую (дом 148), в квартиру тетки Дороты, которая за год до этого овдовела и осталась одна с семью детьми.

По воскресеньям к тете часто приходили гости, и тогда ее старшим сын Бенедикт Герц (позднее он стал баснописцем), прекрасно игравший на скрипке, под аккомпанемент фортепьяно исполнял разные классические произведения. Чаще всего он играл траурный марш Шопена. Кто-нибудь из гостей проникновенно декламировал под звуки этой музыки волнующие стихи польского поэта Корнеля У ейского, специально написанные им для шопеновского марша, Софья Мушкат на всю жизнь запомнила эти строфы:

Каждый раз, когда Софья слышала эту изумительную музыку и стихи, ей казалось, что она идет за гробом матери, и, притаившись за тяжелой оконной портьерой, заливалась горючими слезами.

Через год после смерти матери отец женился вторично, семья уехала от тетки Дороты. Женился отец на художнице Каролине Шмурло, дочери известного (в то время уже покойного, профессора Августина Шмурло) специалиста по древнегреческому и латинскому языкам, переводчика «Илиады» и «Одиссеи» Гомера на польский язык.

Мачеха была очень красива. Софья и Станислав встретили ее с открытым сердцем, ожидая ласки и любви. Каролина по-своему взялась за воспитание своих еврейских пасынка и падчерицы. Она заставляла их молиться по утрам и вечерам, ходить в костел. По-своему она любила их, особенно, когда видела, что они поддаются перевоспитанию.

В сентябре 1891 года Софья поступила в подготовительный класс частной шестиклассной женской школы Ядвиги Сикорской.

Русские чиновники проводили в Польше русификаторскую политику, и даже в частных школах требовали вести преподавание на русском языке. Но это не выполнялось. В частной школе Сикорской преподавание велось на польском нелегально. Когда приходил инспектор, поднималась невероятная паника. Начальница, учителя, а так же ученики боялись, что заметив что-нибудь недозволенное, он закроет школу. Торопливо собирались все польские учебники и тетради и прятались в спальни. Несколько десятков учениц, главным образом из кресов (окраин), т. е. Литвы, Беларуси, Западной Украины, жили в школьном пансионе, на том же этаже, где размещались классы. Там поспешным образом прятали все «недозволенное», все польское.

Учебников по таким предметам, как зоология, ботаника, всеобщая история, география, на польском языке не было. Преподавание тайком велось по-польски, а учебники были русские. Ими почти не пользовались. Географию и историю Польши вообще не изучали. С историей Польши, историей польских королей девочек нелегально знакомила начальница Ядвига Сикорская на уроках рукоделия. В 5-ом классе нелегально, до начала уроков, в 8 часов утра, ученицы приходили в школу для прослушивания лекций профессора Владислава Смоленского о разделах Польши и их последствиях.