Бронислава Орса-Койдановская - Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд
- Название:Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:БАДППР
- Год:1994
- Город:Минск
- ISBN:5-87378-047-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Бронислава Орса-Койдановская - Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд краткое содержание
Все это плюс прекрасный язык автора делают эту работу интересной для широкого читателя.
Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Вторая часть «Крокодила» изображает мещанскую домашнюю обстановку его семейства, причем смех, что Крокодил от страха проглотил салфетку, заслоняет собой изображаемую пошлость. Крокодил целует ноги у царя гиппопотама…
После всего сказанного становится ясно, что звери под влиянием пожирателя детей, мещанина Крокодила, курившего сигары и гулявшего по Невскому, идут освобождать томящихся в клетках своих братьев-зверей. Все перед ними разбегаются в страхе. Однако звери взяли в заложницы Лялю, и, чтобы освободить ее, Ваня дает свободу зверям: «Вашему народу я даю свободу, свободу я даю!» Что вся эта чепуха обозначает? Какой она имеет политический смысл? Какой-то явно имеет, но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудно. Герои, дарующие свободу народу, чтобы выкупить Лялю — это такой буржуазный мазок, который бесследно не пройдет для ребенка. Приучать ребенка болтать всякую чепуху, читать всякий вздор, может, и принято в буржуазных семьях, но это ничего общего не имеет с тем воспитанием, которое мы хотим дать нашему подрастающему поколению. Такая болтовня — неуважение к ребенку. Сначала его манят пряником, веселыми невинными рифмами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдет для него бесследно».
Что ж, возможно, и любила Крупская детей, но то, что она совсем не понимала их душу, их психологию, и не имела ни малейшего представления о их воспитании, не вызывает никакого сомнения.
Как и то, что критическая стезя — явно не для нее.
Однако вернемся в Шушенское к молодоженам, тем более, что сейчас там происходят вещи, которые не однозначно характеризуют Крупскую.
Представьте себе, верстах в двадцати от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский, который, познакомившись с Крупской, тут же влюбился в нее.
То ли поспособствовали этому годы, проведенные в одиночестве, то ли еще что-нибудь, сказать трудно, да это и не важно, в общем.
Важно то, что и Крупская не смогла устоять перед его, рассказывают, необычайной красотой. Молчаливая, задумчивая супруга тут же превратилась в веселую, остроумную женщину.
«Вы, Надюша, по отчеству Константиновна, и я Константинович! — хитро говорил ей Курнатовский, умеющий подбирать ключики к женским сердцам. — Можно подумать, что мы брат и сестра».
«Сестра» довольно улыбалась.
Можно долго рассуждать, почему так произошло: или Ленин не очень хорошо справлялся со своими супружескими обязанностями, или просто Курнатовский был слишком опытным обольстителем, чтобы перед ним смогла устоять эта «дурнушка». Но все это так и останется рассуждениями и догадками, поскольку в подробности этого романа Крупская предпочитала не углубляться в своих воспоминаниях.
Взревновал ли ее Ленин? Это нам тоже неизвестно. Хотя — вряд ли. Ведь неизвестно, считал ли он ее в тот момент уже своей законной женой. К тому же, как известно, в революционной работе «все средства хороши». Да и кто знает вообще догадывался ли Ленин об этом маленьком романе.
Возможно, сегодня это кому-нибудь покажется странным, но прежде, чем верить или не верить, вышесказанному надо попытаться вникнуть в психологию «товарищей», поскольку она, мягко говоря, все же отличается от психологии нормального человека.
Ну, например, что, кроме недоумения, могут вызвать сегодня эти строки из воспоминаний Крупской:
«Два раза в неделю приходила почта. Переписка была обширная.
Приходили письма и книги из России. Писала подробно обо всем Анна Ильинична, писали из Питера. Писала, между прочим, Нина Александровна Струве мне о своем сынишке: «Уже держит головку, каждый день подносим его к портретам Дарвина и Маркса, говорим: поклонись дедушке Дарвину, поклонись Марксу, он забавно так кланяется».
Что будет твориться в голове у этого несчастного ребенка, когда он вырастет, догадаться не трудно.
«Переписывались обо всем, — продолжает Крупская, — о русских вестях, о планах на будущее, о книжках, о новых течениях, о философии. Переписывались и по шахматным делам, особенно с Лепешинским. Играли по переписке. Расставит шахматы Владимир Ильич и соображает. Одно время так увлекся, что вскрикивал даже во сне: «Если он конем сюда, то я турой туда».
Кроме переписки, были, конечно, и встречи с «товарищами». Крупская вспоминает:
«Пришло как-то раз письмо от Кржижановских — «Исправник злится на тесинцев за какой-то протест и никуда не пускает. В Теси есть гора, интересная в геологическом отношении, напишите, что хотите ее исследовать». Владимир Ильич в шутку написал исправнику заявление, прося не только его пустить в Тесь, но в помощь ему и жену. Исправник прислал разрешение нарочным. Наняли двуколку с лошадью за три рубля — баба уверяла, что конь сильный, не «жор-кий», овса ему мало надо, — и покатили в Тесь. И хоть не «жоркий», конь стал у нас посередь дороги, но все же до Теси мы добрались. Владимир Ильич с Ленгником толковали о Канте, с Барамзиным — о казанских кружках, Ленгник, обладавший прекрасным голосом, пел нам; вообще от этой поездки осталось какое-то особенно хорошее воспоминание.
Ездили пару раз в Ермаковское. Раз для принятия резолюции по поводу «Кредо» (совещание политических ссыльных-марксистов, организованное Лениным для обсуждения манифеста «экономистов» — «Кредо» — Б. О.-К.) — Ванеев был тяжело болен туберкулезом, умирал. Его кровать вынесли в большую комнату, где собрались все товарищи. Резолюция была принята единогласно.
Другой раз ездили туда же, уже хоронить Ванеева.
Из «декабристов» (так в шутку называли товарищей, арестованных в декабре 1895 года) двое скоро выбыли из строя: сошедший в тюрьме с ума Запорожец и тяжко захворавший там Ванеев погибли, когда только-только еще начинало разгораться пламя рабочего движения.
На Новый год ездили в Минусу, куда съехались все ссыльные социал-демократы.
Были в Минусе и ссыльные народовольцы: Кон, Тырков и др., но они держались отдельно. Старики относились к социал-демократической молодежи недоверчиво: не верили в то, что это настоящие революционеры. На» той почве незадолго до моего приезда в село Шушенское в Минусинском уезде разыгралась ссыльная история. Был в Минусе ссыльный социал-демократ Райчин, заграничник, связанный с группой «Освобождение труда». Он решил бежать. Достали ему денег на побег, дня побега не было назначено. Но Райчин, получив деньги, пришел в очень нервное состояние и, не предупредив никого, бежал. Старики-народовольцы обвиняли социал-демократов, что те знали о побеге Райчина, но их, стариков, не предупредили, могли быть обыски, а они не почистились. «История» росла, как снежный ком. Когда я приехала, Владимир Ильич рассказал мне про нее. «Нет хуже этих ссыльных историй, — говорил он, — они страшно затягивают, у стариков нервы больные, ведь чего только они не пережили, каторгу перенесли. Нельзя давать засасывать себя такими историями — вся работа впереди, нельзя себя растрачивать на эти истории». И Владимир Ильич настаивал на разрыве со стариками. Помню собрание, на котором произошел разрыв. Решение о разрыве было принято раньше, надо было провести его по возможности безболезненно. Рвали потому, что надо было порвать, но рвали без злобы, с сожалением. Так потом и жили врозь».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: