Дмитрий Силкан - Владимир Высоцкий. Человек народный

Ну да официоз Высоцкий высмеивал достаточно. И тут важно: не сам государственный строй, не систему ценностей, а именно эту самую чиновничью «официальщину» да казенщину, меркантильную и выхолощенную от высоких идей. Что являлась конъюнктурной и карикатурной версией тех восторженно звучащих идеалов, что были когда-то провозглашены идеалистами, свершающими социалистическую революцию.

Сергей Жильцов:Есть исследования на тему «Высоцкий против Советской власти», но я считаю, что там изначальный посыл неправильный! Потому что правильнее — не советская власть, а советская пресса. То, что Высоцкий высмеивал, Ильф и Петров описали в «Двенадцати стульях» и в «Золотом Теленке». Например, у Высоцкого есть произведение с названием «Четыре» или «Сорок девять дней». Оно написано по принципу «пособия для поэтов», с готовыми вариантами рифмы и так далее. Это не что иное, как пародия на советскую прессу — на все эти официозные газеты, которые одно и то же содержание мутузят по всем статьям, причем одним и тем же казенным стилем.

Чтобы почувствовать «фронду» Высоцкого официальной идеологии, вовсе не обязательно нужно было знать все его песни. Буквально по десятку-другому можно было убедиться, что «певцом официальной идеологии» он уж никак не является! Все его песни, даже разрешенные к выпуску на пластиночках — избавлены от того, что портило культуру советского государства буквально на корню: притворство, неискренность, замалчивания, осторожные формулировки. И, в конечном счете, усердные стилизации «под то, что требуется», что хотят услышать в условном министерстве культуры.

Хизри Ильясов:О чем бы Высоцкий ни пел — всегда говорил правду, пусть даже горькую правду. И не боялся последствий: этой своей «безоглядностью», бескомпромиссностью — он сильно выделялся среди других исполнителей. Не будет преувеличением сказать, что поэзия Высоцкого — эта поэзия социального протеста: он призывал к личной свободе, открывал наши глаза, очищал наши головы от идеологических клише.

Абстрактная правда, сама по себе — может, и не так была страшна для типичного советского чиновника. А вот то, что ее талантливое выражение творческими методами могло привести к избавлению от «идеологического продукта», настойчиво продвигаемого в широкие массы трудящихся (чем и занималась чиновничья рать), это уже серьезно! Нет, чтобы написать что-то «на злобу дня», да в тех красках, что подскажут «компетентные товарищи». Ан нет! Добиться от Высоцкого «Чего изволите?» — советским чиновникам явно не удавалось! Высоцкий упорно писал «про то, что есть», никак не подстраиваясь под настойчивые рекомендации того «реализма», что дискредитировал себя назойливым определением «социалистический».

Григорий Потоцкий:Я до сих пор помню страх, ощущение тотального притворства во всем, с которыми мы жили в советское время! Люди, у которых было острое чувство протеста и несогласия — рано или поздно оказывались там, где живут уже «по понятиям». Для некоторых людей того времени другой среды «жить не по лжи», оставаться порядочным — просто не оставалось. Они подобным образом пытались защитить свои убеждения: это был их своеобразный протест. Они не могли молчать сидеть, кивать, поддакивать — лицемерить, со всем соглашаться. Думаю, таким людям особенно было близко творчество Высоцкого: правдивое, прямолинейное, без капли притворства. Многие не были зомбированы официальной пропагандой: они видели реальность, называли вещи своими именами. А Высоцкий, как никто другой, мог называть вещи своими именами: не пытался приукрасить какое-то явление, смягчить — резал правду-матку!

Тут необходимо отметить, что злорадства, ехидства по отношениям к описываемым негативным социальным явлениям — в песнях Высоцкого нет. Его творчество — это не гневный памфлет, не революционное послание. А просто правдивая летопись, выраженная с сочувствием и пониманием.

Александр Нотин:Многие иронические песни Высоцкого — во многом смотрелись асоциально: он показывает жизнь в ее обнаженном и невероятно откровенном виде. С сочувствием к простому человеку, который стал жертвой вот этих всех ограничений советской системы, этой ее несвободы.

Отсюда, из обостренного чувства правды — сознательный уход в некий «андеграунд», даже в контркультуру. Ну а что делать, если понимаешь — для того, чтобы быть признанным официальными «распорядителями культурного процесса» в стране — нужно отказаться от основных принципов своего творчества. Начать угодничать, подстраиваться, предугадывать желания разного рода «худсоветов». И буквально по Маяковскому: «Наступить на горло собственной песне»!

Геннадий Норд:Высоцкий поймал струю времени: тот мощный культурный пресс, то давление советской власти, которые тогда действовали. И заставляли народ жадно слушать каждый правдивый голос, чтобы глотнуть свежего воздуха. Высоцкий — это внутренний эмигрант. Он не эмигрант «туда», он был эмигрант «здесь». Это фактически внутренняя эмиграция — от засилья официальной пропаганды. Но он писал предельно правдивые вещи о советской действительности! За что советская власть его и не любила в конечном итоге.

Непримиримую оппозицию во времена СССР очень активно выдавливали из социального (в том числе — культурного) пространства. За рубеж, в психушку, в тюрьму, в ссылку, «на тот свет» — тут, как говорится, возможны варианты. Оппозицию что называется «мягкую», не идейную — окружали «повышенным вниманием», следя за тем, чтобы она не пробилась в широкие массы, оставаясь в условно разрешенном загончике, этаком «заказнике».

Константин Кедров:Высоцкий вобрал себя — особенно после эмиграции Галича — все, что можно было назвать тогда словом «оппозиция». Но это была оппозиция не какого-нибудь отдельного слоя — интеллигенции, инженерно-технических работников, крестьянства — это, в общем, был голос всей страны. Ведь после Маяковского и Есенина — у страны такого голоса не было.

Высоцкий таким народным голосом стал. И его полюбили даже те, кому политика в любом ее виде была не особо интересна. Ведь дело не в том: ругал ли Высоцкий Советскую власть, или хвалил ее. Для некоторых все эти реалии «были где-то далеко» от обычной повседневной жизни. Важно, как именно Высоцкий рассказывал в песнях о своих героях (если они таковыми являлись) или действующих лицах (читай: «антигероях»). С каким надрывом и степенью искренности.

Анатолий Сивушов:Во времена СССР почему-то считалось, что советское искусство — это искусство, крепко застегнутое на все пуговицы. Возможно, это шло от тех министров культуры: Фурцевой и так далее. Они были из простых людей, из самых низов. И считали, что искусство — это что-то монументальное, пафосное, серьезное: что-то, что «нельзя руками трогать». Они и создавали такой вот «храм искусства», эту вот «официальную культуру», в котором не дай бог повысить голос или затанцевать. Например, если ты на эстраде, то обязан петь закрытым, а не открытым голосом — оперным, фактически. При этом обязательно должен стоять в официальном костюме, практически не двигаясь. Если бы Муслим Магомаев начал бы танцевать твист, то разразился бы скандал! В то время все, что пыталось делать шаг в сторону от этой «застегнутости», где не было всех этих громких лозунгов и «трудовых подвигов» — простой народ буквально рвал друг у друга из рук, так как этого было очень мало. Именно поэтому Высоцкого так много записывали и перезаписывали. И слушали, открыв рот.