Хелен Творков - Навстречу миру [litres]

Я знал учения. Доверял им. В той или иной степени испытывал их на собственном опыте. Но разница между «я никогда не был один» и «я оказался совершенно один» вызвала неожиданно сильное потрясение. Я испытывал такие страх и напряжение, которых не чувствовал уже много лет. В такие моменты все иллюзии о том, что у нас есть надежная опора под ногами – хотя бы в виде вокзального перрона, – исчезают. Что мы сделаем? Сможем ли воспользоваться непревзойденной возможностью и исследовать эту новую и безграничную территорию ума, которая на самом деле присутствует всегда? Гораздо чаще мы изо всех сил стараемся как можно быстрее вернуться к четко определенным умственным или физическим границам знакомого нам мира.

Вокзал в Гае подарил мне хороший шанс проскользнуть в просвет, который был создан этим разрывом, и пережить необусловленное «я» – исследовать реальность в тот промежуток времени, когда цепляющийся ум был уничтожен потрясением, и до того, как он снова вернулся к жизни. За час до этого острые ощущения, которые я испытывал, спускаясь на цыпочках по ступеням своего дома и ускользая от глаз сторожа, а также мой побег через ворота Тергара тоже пошатнули мой концептуальный ум. Однако в тот момент я был способен распознать состояние ума, свободного от предубеждений. Это позволило сияющим, знающим качествам обнаженного ума проявиться и способствовало одухотворенному началу путешествия. Но потом я поскользнулся в грязи… и такси не приехало… и… этот проблеск пустотности угас, как исчезающая радуга.

Я не смог воспользоваться преимуществом этого разрыва. Я не мог позволить себе пребывать в этом свободном пространстве и вместо этого изо всех сил старался снова обрести чувство «я». В тот момент это значило как можно быстрее восстановить представление о себе как о Мингьюре Ринпоче.

Эти перерывы в деятельности ума нельзя распознать с помощью усилия. Однако мы можем развивать чувствительность к их присутствию, особенно когда они возникают в обыденных ситуациях, например при чихании. Во многих культурах считается: в тот момент, когда мы чихаем, в нас может вселиться злой дух или душа может вылететь из тела. Это указывает на то, что, как и в тибетской традиции, чихание определяется как перерыв в привычной болтовне ума, разрыв. «Аа-пчхи!» – на долю секунды поток ума прерывается. Болтающий ум замолкает. Он не может сосуществовать с чихом. Это настоящее благословение.

Внезапно испугаться, увидеть дикое животное, поскользнуться и упасть, услышать угрожающий жизни диагноз, увидеть чудо природы или выдающееся произведение искусства – все, что заставляет наше сердце на мгновение замереть, действует одинаково. Но мы, как правило, направляем ум на источник нашей реакции, но не на сам ум. А значит, не можем распознать в этот момент его ясную, пустотную природу. Тем не менее важно знать, что у каждого из нас случаются эти проблески обнаженного ума. И мы можем научиться замечать их.

Если мы начнем исследовать эти мгновения, то будем поражены, узнав, как часто в повседневной жизни случаются моменты остановки ума. И мы можем использовать эти естественные события, чтобы получить удивительные знания о своей истинной природе. С этими вспышками обнаженного ума происходит мини-смерть. На мгновение то «я», которое мы отождествляем со своим существованием, прекращается. То «я», которое определяет нашу идентичность и управляет нами, временно умирает. Но мы не превращаемся в ничто; мы превращаемся в бессмертное осознавание.

Зевота или предельные физические нагрузки действуют так же, как чихание. Если мы внезапно остановимся во время пробежки или других усилий, эффект будет таким же. Как только мы познакомимся с физическими событиями, которые останавливают ум, мы можем исследовать аналогичные умственные состояния, возникающие в других ситуациях – например, когда мы радуемся, покидая в пятницу вечером офис после напряженной рабочей недели.

Многие люди боятся, что уничтожение концептуального ума ведет к «ничто». На самом деле оно раскрывает сияющую пустотность ума, которая присутствует всегда и также сопровождает нас в момент физической смерти. Познакомившись с процессом умирания до того, как умрем, мы понимаем, что умирание – это перерождение. Распознавание сияющей пустотности – это распознавание смерти. Если мы познакомимся с ней сейчас, то не будем так страшиться утратить свое тело, потому что, когда мы утрачиваем его, остается только пустотность. На чем это основано? На том факте, что она изначальна, не создана нашим умом. Все обусловленные вещи рано или поздно исчезают. Уверенность в необусловленной реальности может прийти только с опытом. Когда мы начинаем обращать внимание на свой повседневный ум, вымышленная версия нас самих распадается – но мы не умираем, и, возможно, нам захочется узнать, что же остается.

Важный вопрос, занимающий многих западных людей, таков: продолжает ли жить какая-то часть нас, когда мы физически умираем? Если мы можем соединиться с какой-либо гранью реальности, которая выходит за пределы обычного думающего ума, тогда мы должны спросить, откуда и как она возникает. Если посредством подобного изучения мы сможем убедиться, что у такой реальности нет начала, тогда, возможно, мы сможем принять и то, что у нее нет конца. Нам вовсе не требуются драматические, судьбоносные переживания сияющей пустотности, чтобы исследовать этот вопрос. Мы можем начать с чихания, зевоты или обращать внимание на нюансы вдоха и выдоха – все, что естественным образом содержит в себе разрыв. Но для того чтобы это исследование куда-нибудь привело нас, мы должны быть готовы расслабить зациклившийся ум и отпустить свои представления о том, что реально. Отпускать – это уже само по себе пример умирания. Но распознавание этого умирания и позволяет нам свободно существовать в непрерывном цикле умирания и перерождения.

Помимо мини-смертей, которые происходят с проблесками пустотности, глубокий опыт умирания дарит нам сон. Его можно понимать как своего рода промежуточную смерть, которая подводит нас еще на один шаг ближе к окончательной большой смерти, происходящей с распадом нашего тела. И опять же только самого физического события недостаточно, польза от него приходит с распознаванием. Тренировать ум, чтобы он удерживал осознавание всего процесса засыпания, – нелегко. Но даже концептуальные изменения в том, как мы относимся к этому ежедневному событию, меняют наши отношения со смертью. Например, у тибетцев есть обычай переворачивать перед сном чашки вверх дном, что означает не только завершение этого дня, но и завершение всей жизни. Первым делом утром мы думаем: «Я жив, я могу видеть, могу слышать, могу чувствовать» , потом переворачиваем чашку обратно. «Начинается новая жизнь, и я готов воспринимать» . Утром ум свежий, и даже одно мгновение благодарности за то, что мы живы, может определить весь наш день и напомнить о непрерывном цикле жизни и смерти.