Вадим Месяц - Дядя Джо. Роман с Бродским

— Хули я буду выступать с этими графоманами? — сказал Иосиф, когда я сообщил ему о предстоящей тусовке. — Не царское это дело. К тому же в мае я уезжаю в Венецию. Дело вы делаете хорошее.

Репутации не повредит. Там из поэтов-то нормальных — один Жданов. Кстати, ваши стихи мне нравятся больше.

Этот комплимент я слышал от него уже второй раз, но не понимал его смысла. Стихи Жданова я знал и в целом ценил выше собственных. Более того, с Иваном Федоровичем меня связывала нежная дружба.

Возможно, Бродский сравнивал русский поэтический потенциал с сегодняшним — еврейским. Эта тема в наших разговорах, пусть и в шутливой форме, постоянно присутствовала. Я в те времена любил философа Льва Шестова [15] Лев Шестов (1866–1938, при рождении Иегуда Лейб Шварцман) — российский философ-экзистенциалист и эссеист. .

— Это будет у нас Шварцман, — всегда подчеркивал Бродский.

При упоминании Льва Лосева напоминал, что тот Лифшиц по батюшке и т. п. Не знаю, было ли это важно Бродскому на самом деле, но эти разговоры инициировал он. Я эту тему не поддерживал.

Мы катились по скучноватому 26-му Интерстейту [16] интерстейт — крупная автомагистраль в США. Системой интерстейтов опоясана вся территория Соединенных Штатов. в сторону столицы штата. Колумбия была первым американским городом, который стал мне родным. Я хотел поделиться сокровенным.

— Я перевернулся на этой дороге год назад, — сказал я Бродскому, когда мы проехали мимо озера Марион, крупнейшего в этих местах. — Ехали из Атланты ранним утром и перевернулись.

— Зеркало поэтому оторвано? — спросил поэт.

— Угу. Машина легла на бок, а потом вернулась в прежнее состояние.

— За рулем были вы? — вновь спросил он, изображая испуг.

— Ксения. Сюся. Помните?

— Та, с которой вы ко мне приезжали?

— Ага. У вас хорошая память.

— На красивых женщин — хорошая. Надеюсь, мы едем к ней в гости?

— Иосиф Александрович, она переехала в Юту. Я здесь, чтоб забрать нашу с ней машину. Ну… и чтобы повидаться с вами.

— Вы меня разочаровываете.

Прошлогодняя авария произошла, когда мы ночью возвращались из Атланты на двух машинах с сотрудниками института, где работала Ксения. Поехали встречать сына одного грузинского специалиста и заодно посмотреть город. К нам в авто села девушка, прилетевшая из Тюмени пару дней назад. Она привезла экземпляр «Литературной газеты» с моим интервью и письмом Бродского. После публикации я тоже стал небесным избранником в ее глазах.

Самолет, на котором прилетел мальчик, опоздал на несколько часов. За это время мы изучили Атланту вдоль и поперек. Решили возвращаться в Каролину ночью, чтобы не тратиться на мотели.

Одну машину вел Вахтанг, коллега из Грузии, другую — Ксения. В районе озера Марион Ксения на секунду уснула и съехала на обочину. Вахтанг отпустил руль и схватился за голову, чтобы сказать «вах». С рулевой колонкой у него было что-то неладно. Машина сама сделала резкий поворот вправо, перевернулась и легла на крышу. Сюся резко затормозила с испуга, отчего наша машина встала на бок, покачалась и вернулась в прежнее положение. Автомобиль Вахтанга сплющился в лепешку, но все сидящие в нем остались живы. Это было чудом.

— Я знаю, почему все спаслись, — твердила девушка из Тюмени, намекая на мое поэтическое дарование.

По ее мнению, господь должен был беречь таких, как я, для великих дел. Комментировать ее странную идею я не решился.

— Я знаю эту историю, — неожиданно сообщил Бродский. — Вы мне звонили по возвращении домой. Минут сорок болтали. Вы были немного подшофе, но держались молодцом. Язык у вас как помело. Рассказывали что-то о Дилане Томасе. Неплохой поэт. У меня в Питере висела на стене его фотокарточка. Я разыграл вас тогда немного.

— Этого я не помню, — сказал я. — Но с Дилана Томаса у меня началась какая-никакая американская жизнь.

— Пьяница он был несусветный. Такого нагородил, что десять мудрецов не разберут.

— Мне нравится. Да и понятно почти все.

— Это потому, что вы тоже пьяница, — сказал Бродский.

Я покрутился по городу, показав Бродскому протестантскую церковь, где когда-то «крестился в лютеранство», рассказал об архитектуре города и семействах, с которыми подружился. Я проезжал мимо домов друзей и представлял их через окна автомобиля.

— Камилла и Алан Нэйрн, на их дочери женился мой грузинский друг. Хелен и Джон Кейтс, мои крестные родители. Нил Салливан, который научил меня пить за рулем вино из пластиковых стаканчиков. Уильям Кейнс, директор института; в их семье музицируют обе дочери. У Фрэнсиса Уилсона замечательная привычка: зимой и летом он ходит в босоножках. Здесь общежитие для приглашенных работников, скромненько, но со вкусом. Вот и университет, замечательный сад, богатая библиотека. Грин-стрит — в этом доме мы жили. Университет дал Ксении трехкомнатную квартиру, мы прекрасно разместились. Место называется Файв-Пойнтс, мы сюда еще вернемся. Вечером здесь живая музыка.

— Зачем вы всё это мне показываете? — спросил Бродский, брезгливо морщась.

— Затем, что в каждом из этих домов накрыт стол в вашу честь, — сказал я. — Но мы пойдем другим путем. — Я развернул рекламный буклет. — Центральная тюрьма штата Южная Каролина «Виста», на 700 камер, была основана в 1867 году. За время существования пропустила сквозь свои стены 80 тысяч заключенных. До 1912 года здесь казнили через повешение, позже был введен гуманный электрический стул. Открыта для свободных посещений в субботу и воскресенье.

— Хм. Интересненько. А заключенных вывезли?

— На эту тему здесь ничего не сказано. Посмотрим?

— Не перестаю вам удивляться. Вы привезли меня сюда показать тюрьму?

— А у вас была когда-нибудь такая возможность? Советские тюрьмы вы видели, давайте посмотрим американскую.

«Виста» была открыта для посещений уже второй день. Я заезжал сюда перед поездкой в Чарлстон справиться о билетах, но билетерша пообещала, что в тюрьму попадут все желающие. Сегодня наплыв спал. Исправительное учреждение со спортивным полем, мастерскими, пристройками, госпиталем и гигантским пятиэтажным бастионом тянулось вдоль городского канала Колумбии и занимало целый квартал. Когда-то каторжан заставили натаскать сюда булыжников из бассейна Броуд-Ривер для строительства каменного здания на века. Тюрьма давно уже стала анахронизмом в ландшафтном дизайне Колумбии, и ее было решено снести. Обыватель устремился в «замок страха» с нездоровым любопытством. Если в жизни вам не удалось побыть в застенках, посетите их хотя бы в виде экскурсии. Вход был бесплатным. Дети до шестнадцати лет без сопровождающих не допускались, но некоторые семьи пришли в полном составе. Такое увидишь не каждый день.