Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

Энгельгардт признаётся, что и сам поддался таким настроениям:

«Разговорились с соседом-помещиком. Его, только что возвратившегося из-за границы, видимо, поразила происшедшая во всём перемена. Разумеется, разговор тотчас же зашел о войне. Помещик, находившийся еще под влиянием заграничных и петербургских впечатлений, высказывал сомнение в успехе. Я же нисколько не сомневался, говорил с энтузиазмом, доказывал, что, когда люди сражаются за идею, они всегда побеждают… что тут дело не в более или менее усовершенствованном оружии, что и набранная от сохи мужицкая рать, вооруженная топорами, одержит верх. Становой, хотя и не горячился так, как я, но, как начальство, тоже меня поддерживал. Сосед приводил обыкновенные доказательства о молодости солдат, а я сыпал примерами из французских войск прошедшего столетия…

– А Дунай?

– Дунай. Этакие-то не перейдут! – указал я на ввалившуюся в комнату толпу здоровых, молодых солдат, которые, промёрзнув в холодных вагонах, забежали погреться и, потопывая ногами, окружили солдатский стол с водкой. – Этакие-то не перейдут! Вы посмотрите только на них! И Дунай перейдём, и Балканы, и турецкую землю заберём, и Константинополь возьмём. Может, и побьют нас вначале, но в конце концов всё заберём.

– Ну, положим, – согласился сосед, – что турок разобьем, но уж Константинополь не возьмем – этого Европа никогда не дозволит. Вы прочитали бы только, что пишут, что говорят за границей.

– И Европу расколотим! И в Европе мужик будет за нас. Кто пишет против нас? Английские, немецкие, венгерские, турецкие баре. Вот кто пишет, а мужик и в Европе за нас будет».

Ну, а в споре с соседом, думается мне, Энгельгардт был неправ. Долго ещё русские не могли усвоить предупреждение Н.Я. Данилевского насчёт того, что Европа – это вечный враг России. Не дал бы Запад России взять Константинополь. И не одни баре Запада враждебно относятся к России, но и «мужик в Европе» тоже. Выше было показано, как маркиз де Кюстин откровенно написал, что ненавидит Россию, её правительство и всё её население, и это его чувство раздело большинство жителей Европы. И в СССР до 22 июня 1941 года многие ещё верили, что германский «мужик», пролетариат, в случае нападения Гитлера на Страну Советов поднимется и повернёт штыки против нацистской власти. Дорого нам тогда обошлась эта вера. Но вернусь к русско-турецкой войне: «Кастиполя не взяли. Недоумение какое-то было. Появились раненые воины. Пошло ликование. Недоумевают, но все чего-то ждут, на что-то надеются…»

Зря надеялись. Война, затеянная авантюристами, кончилась как-то странно. Русские войска подошли к Константинополю, но весь Запад восстал против России, посыпались угрозы совместной его акции против нашей страны. Россия потеряла около 25 тысяч солдат и офицеров убитыми и умершими от ран и более 55 тысяч ранеными. Война дорого обошлась России и в финансовом отношении. В этом состоянии противостоять давлению стран Запада она не могла. Мирный договор, заключённый в Сан-Стефано, был в целом выгоден для России. Но враждебно настроенные по отношению к России западные державы потребовали созыва европейского конгресса в Берлине, на котором договор был пересмотрен в худшую для нас сторону. Так что недоумение русских людей по поводу странных итогов войны можно было понять. Но это не ставит под сомнение их патриотизм:

«Казалось бы, можно ли интересоваться тем чего не знаешь , – спрашивает Энгельгардт, – можно ли сочувствовать войне, понимать её значение, когда не знаешь, что такое Царьград?

А между тем, неся все тягости войны, которых не может чувствовать мужик, слыша всюду толки о победах, о поражениях, находясь, посредством писем, в тесной связи, со сражающимися под Плевной, Карсом своими детьми и братьями, может ли мужик оставаться равнодушным ко всему этому…

Каждая отдельная личность как будто совершенно равнодушна, как будто совершенно безучастна, не имеет никакого представления о деле, повинуется только приказанию нести деньги, сушить капусту (для войск), вести в город сына или мужа…

Брат Фоки, Дмитрок, солдат, находящийся где-то там, около Шипки, просит прислать денег; «Трудно без денег, – пишет он, – потому что иной раз сухарей не подвезут и голодать приходится, а будь деньги, купил бы у болгарина хлебец!». (Это у того болгарина, за освобождение которого русские положили десятки тысяч жизней.) Но у Фоки ничего нет. Он еле прокармливает своё семейство в нынешний год, когда и в «кусочках» плохо подают. Узнав о письме, деревня сама, по собственной инициативе, без всякого побуждения со стороны начальства, решила имеющиеся у неё общественные деньги, три рубля, предназначавшиеся на выпивку, послать от мира Дмитроку.

На днях крестьянин Иван Кадет пришел просить Семёныча (молодой человек, обучавшийся в земледельческом училище, теперь изучающий у меня практическое хозяйство в качестве работника) написать Дмитроку письмо.

– Мир посылает поклон и три рубля денег от мира: от всех домохозяинов, значит».

Вот и полетели эти три крестьянских рублика на фронт, возможно, восполняя нехватку средств у государства, убытки от нерасторопности чиновников или воровства интендантов. Вряд ли кто-нибудь сосчитал, сколько таких рубликов и трёхрублёвок ушло воинам из бедных российских деревень, жители которых, возможно, сами побирались и выжили в голодный год только благодаря поданным им «кусочкам». И крестьяне жертвовали свои трудовые копейки чаще, чем чиновники.

Когда во время Великой Отечественной войны председатель колхоза Ферапонт Головатый послал из собственных средств сто тысяч рублей на оборону страны, понятно, откуда в историческом разрезе идёт эта патриотическая традиция. Сталин этот поступок оценил и ответил Головатому благодарственной телеграммой, которая тотчас же была напечатана в газетах и оглашена по радио. С этого начался нескончаемый поток добровольных пожертвований ради победы.

С самой хорошей, христианской стороны характеризует крестьян выработанная ими система взаимовыручки, особенно действенная в неурожайные годы, когда смоленским крестьянам приходилось туго. Она буквально спасала их. Кончался в семье хлеб – и кто-то из её членов шел «побираться кусочками». «С голоду никто не помирает благодаря этой взаимопомощи кусочками…»

Основа этой системы – чисто религиозная, воплощение – практическое:

Не подать кусочек, когда есть хлеб, – грех». И пока в доме есть хлеб – подают просящим, а кончится – и сами идут «в кусочки». Представить такое в наши дни, кажется, просто невозможно.