Люк Бессон - Несносный ребенок. Автобиография [litres]

Однажды отдыхающий пришел жаловаться матери:

– Ваш сын меня оскорбил. Он велел мне идти варить себе яйца!

– Это удивительно, ведь мой сын вообще не говорит! – возразила ему она.

Вспоминая эту историю, она всегда смеялась, не сознавая всей серьезности ситуации. Ребенка, который, будучи предоставлен сам себе, разговаривал только с морем и со своим псом, нельзя назвать нормальным. Но в глазах этих недавних подростков, переживших великую войну, все было нормой, а жизнь оставалась безоблачно прекрасной.

В то самое время я учился важным вещам: как поймать краба, не пострадав от его клешней; как пожарить мясо между камнями; а главное – как научить Сократа плавать. Впрочем, он усваивал уроки быстро и очень скоро плавал уже лучше меня. Мы были наконец готовы к новым приключениям, устав бродить по моим камешкам, и потому решили построить лодку. Закулисье служило мне мастерской, и именно там я обрел свое счастье. Деревянная дверь без замка скорее всего была театральным реквизитом. Она была достаточно прочной, чтобы выдержать мой вес и вес Сократа. Она могла стать корпусом корабля. Теперь мне нужно было что-то, что сгодилось бы для весла, и я отправился за деревню, где рос бамбук. Я выбрал себе один, самый прочный.

Затем отправился на поиски Жан-Пьера, который был настолько плох в водных видах спорта, что его отправили заниматься оформлением пляжей. Но он отлично рисовал, и в его руках все спорилось. Я передал ему две маленьких деревянных дощечки, раздобытых в мусорных баках, и Жан-Пьер прибил их на концах моей бамбуковой палки. Теперь у меня было красивое весло, и можно было пускаться в путь. Спуск на воду судна прошел без особых торжеств. Я предпочитал хранить свои приготовления в тайне. Мне только надо было найти добрую душу, которая бы донесла мое судно до моря. Эту милость мне оказала супружеская пара отдыхающих.

Сократ очень быстро понял мой маневр и, когда дверь оказалась на воде, запрыгнув, уселся на краю, словно фигура на носу корабля. Первые удары весел показали, что плавсредство вполне пригодно для путешествий. Дверь слегка погрузилась под воду, но нас она держала. После того как все это выяснилось, мы решили предпринять первую вылазку. Первоначально нашей целью было выйти с основного пляжа, затем метров сто следовать вдоль скал и добраться до небольшого пляжа для парусного спорта. Весь путь занял минут пятнадцать, и мы прошли его без проблем. Очень скоро экипаж судна обрел уверенность, и мы преодолевали это расстояние по несколько раз на дню, к великому удовольствию купальщиков, которые подбадривали нас. Людям всегда нравится смотреть, как мимо них проплывают корабли.

Но пора было переходить к делу, видеть больше, а главное – дальше. На другом берегу бухты раскинулось арбузное поле, к которому незаметно по суше было не добраться, так как окружавшие его скалы были слишком опасны. Зато со стороны моря это было несложно, однако следовало проделать все втайне, поскольку поле принадлежало крестьянину-хорвату, который не был намерен делиться с ворами своими арбузами.

По моим подсчетам, для того, чтобы выбрать хороший арбуз и вернуться, нам потребовалось бы три часа. Нужно было только удостовериться в том, что на море будет штиль и стихия не сыграет с нами злую шутку. Несколько дней мы с Сократом провели, наблюдая за морем, чтобы выбрать удачное время для этой трансатлантической экспедиции. После нескольких попыток и дюжины ложных стартов мы обрели необходимый опыт, и однажды утром все наконец сошлось. Море было как зеркало, даже дуновения ветра не наблюдалось, и прилив был очень спокойным. Похищение века должно было состояться в то утро.

Однажды я уже пытался раздобыть арбуз, проходя мимо по дороге. Арбузы были круглые, ярко-зеленые и росли среди бамбука. Я был убежден, что они появились там совершенно случайно. Крестьянин очень скоро дал мне понять, что я ошибся, кляня меня на своем языке, и мне повезло, что я его не понял. После сытного завтрака мы отчалили. Было 7 часов утра. По морю пошла рябь, но тревоги это не вызывало: когда солнце пробуждается, на море всегда поднимается легкий ветерок. Сократ сидел впереди и всматривался в горизонт, чтобы избежать столкновения с другим кораблем.

Переправа прошла благополучно. Море было прекрасным и ослепительным, а воздух нежным. Солнце немного покусывало кожу, как раз то, что нужно. У моего пса был счастливый вид. Это первый в моей жизни счастливый момент, который я запомнил. Я ощущал гармонию с природой, которая радушно меня приняла. Истинная жизнь заключается в такой простоте, в гармонии. Я это чувствую, я это знаю, даже если иногда это вылетает у меня из головы. В то мгновение так и было: я смотрел на мою собаку, моя собака смотрела на море, и все шло хорошо.

Переправляться пришлось немного дольше, чем я рассчитывал, и все из-за поднявшегося легкого бриза. Сократ высунул язык, но я прихватил с собой бутылку с водой, чтобы утолить жажду, а также несколько бутербродов, чтобы подкрепиться, прежде чем совершить нашу кражу. Крестьянин-хорват, владелец арбузного поля, жил на другом его конце и, возможно, не умел плавать, как всякий добрый земледелец. Так что у нас было время, чтобы прихватить с собой арбуз. Я, конечно, выбрал самый красивый, самый большой, а значит, и самый тяжелый. Поскольку Сократ отказался помогать мне нести его, я покатил арбуз по полю, потом по камням, потом по песку, чтобы погрузить на нашу лодку. Операция заняла некоторое время, и, судя по солнцу, был уже полдень. Поднялся ветер, и море вспенилось.

Я отправился еще за одним арбузом, поменьше. Этот я собирался съесть прямо на месте. Я разбил его камнем на куски и поделился угощением со своим экипажем. Сократ обожал арбузы, а я любил смотреть, как он гримасничает, чтобы избавиться от косточек. Ветер усилился и наигрывал нам на бамбуке приятную мелодию. Под эти сладкие меланхолические звуки, смешавшиеся со звуками прибоя, я в конце концов задремал; ненадолго, однако, когда я открыл глаза, солнце начало клониться к горизонту. Пора было в обратный путь. Море немного шумело, а ветер дул в противоположном направлении. Возвращение должно было занять больше времени, чем я думал.

Я немного нажал на весла, желая выиграть время, но, делая мне лодку, Жан-Пьер не рассчитывал на такую нагрузку. Ему не могло прийти в голову, что на этой деревянной двери я выйду в открытое море. Море теперь вспучилось, а течение повернуло вспять. Я медленно отдалялся от берега, и на таком расстоянии парусные лодки на пляже казались совсем маленькими. Мы с Сократом не унывали и держались безмятежно. Чем дальше мы уходили в море, тем больше получали удовольствия. Фактически, вместо того чтобы следовать вдоль берега, я срезал путь, пересекая залив. К нам приближалось судно. Это была каравелла, восьмиместная учебная лодка. Я уже видел, как отдыхающие показывали на меня пальцем, словно наблюдая терпящих кораблекрушение. Все они умирали со смеху, вероятно, из-за Сократа, который гордо их игнорировал. Единственным человеком, который не смеялся, был мой отец, который тоже находился на борту. Он был буквально обескуражен. Я тоже – я-то думал, что он встретит меня на водных лыжах.