Николай Смеляков - С чего начинается Родина

Вскоре после разговора с заместителем министра о необходимости ликвидировать конный парк завода я пригласил к себе ярого защитника лошадей начальника хозяйственного цеха Ивана Федоровича Шершакова. В кабинет вошел высокий, в меру полный человек, с пышными русыми усами и непокорной шевелюрой. У него было лицо здорового пожилого человека. Походка в развалку. Одет опрятно и практично, с учетом характера работы. Забот у Шершакова, прямо скажем, было очень много. Однако этого не скажешь, глядя на его жизнерадостную физиономию. Но не думайте, что он ленился или плохо исполнял свои обязанности. Иван Федорович привык трудиться сызмальства еще в крестьянстве, а затем на заводе. Эту традицию он пронес до конца своей жизни. Не получив образования, он тем не менее превосходно разбирался в заводских делах. В первые годы возрождения завода после гражданской войны его выдвинули в заместители директора завода. Конечно, ему было трудно, а впрочем, кому в то время было легко? Обученные кадры появились значительно позднее. Работал Иван Федорович с душой. Некоторые специалисты старой школы рассказывали мне разные истории о его недостаточном образовании и плохом воспитании. Нередко эти истории оборачивались против их же авторов.

Ну что особенного, если, получив директиву делать предметы широкого потребления, он позвонил по телефону начальнику одного цеха и запросто сказал:

— Мил-голова! А давай-ка делать ширпотребу.

Эта фраза долго жила на заводе.

Все это я хорошо знал и высоко ценил этого человека. Он не боялся никакой черновой работы. Именно про него можно сказать: кто знает, тот делает, кто не знает, тот учит. Он никого не учил, он работал, делал дело. О своих деяниях не болтал.

— Иван Федорович! — обратился я к нему. — Ваш директор получил замечание от заместителя министра: пора бы переходить на машины и ликвидировать сормовскую кавалерию.

— Это невозможно! — воскликнул Иван Федорович и даже привскочил в кресле. — А подсобное хозяйство? Заводские столовые останутся без продуктов… Разве можно надеяться на автоцех? Ведь автомобили больше посылают за материалами, оборудованием, а для этого машин почти не дают.

Далее Иван Федорович перешел к описанию, как красиво шествуют кони, как важно они переставляют сильные мохнатые ноги, как цокают по каменной мостовой хорошо пригнанные подковы. По всему видно, что сам-то он страстно любил лошадей, да и действительно они еще были нужны нам.

Я молчал, глядя, как Иван Федорович расплывается в улыбке. Он, видимо, чувствовал, что слова его не брошены на ветер, что он опять отстоял свою кавалерию.

Иван Федорович Шершаков слыл в Сормове большим мастером посадки деревьев. Он знал, откуда их взять, когда и как пересадить. И эти его знания часто пускались в дело. Построили зимой удобный и красивый дом для молодых рабочих взамен старых общежитий барачного типа. Нужно было посадить деревья, чтобы к весне возле дома появилась зелень. Я торопил Ивана Федоровича с зимней посадкой. Он умел это делать, но не спешил. Дело прошлое — покаюсь: мной был произведен начальствующий нажим. В конце февраля большие американские клены стояли на месте. При очередном посещении молодежного дома в мае я обнаружил, что деревья уже покрылись приятной молодой зеленой листвой, но ничего общего с американским кленом у этих деревьев не было. Что такое? Звоню И. Ф. Шершакову, что, мол, за чудо произошло с деревьями.

— Да ведь мы с вами рановато пересадку сделали. В этом году были злые морозы, и они попортили корневую систему, деревья не принялись. Поэтому я их заменил на русские тополя. Это более надежное дерево. Ну их к черту, этих американцев!

При этом он заразительно засмеялся, и я почувствовал, как ловко брошен камень в мой огород, без единой нотки недовольства или резкости, без какой-либо ссылки на мое распоряжение. Тонкий прием. Этот урок я до сих пор помню.

Много хозяйственных дел лежало на плечах у Ивана Федоровича. Большинство их малозаметные и, конечно, немодные, за которые ни орденов, ни медалей обычно не положено. И так же незаметно, без шума, он выполнял их, делая много полезного для завода. Таким людям, как Шершаков, всегда место в наших рядах, в рабочем коллективе, независимо от того, какое у них образование. Солдату промышленности важнее всего иметь сердце трудового человека.

Мало ли достойных и интересных людей в любом коллективе, особенно в таком многочисленном, как завод «Красное Сормово»! Хочется рассказать и о том, и о другом, и о третьем. Понятно, что это неосуществимая задача, но пусть простит меня читатель, если я отниму у него время, познакомив хотя бы еще с некоторыми сормовичами. Среди них было много изобретателей, которые часто оригинальностью подхода к решению проблемы могли сравняться с крупными инженерами и учеными. Но были и такие, которые лишь по крупицам пополняли и обогащали техническую мысль коллектива. Среди них не было ни Черепановых, ни Эдисонов. Однако они искали лучшие решения в конструкции, технологии, организации работы, использовании материалов, транспортных средств и многом другом. И благодаря этому приумножили славу родного завода.

Был на «Красном Сормове» изобретатель Константин Никитин по прозванию Костя-Мозгун. Работал он вначале в сталепрокатном цехе рабочим, бригадиром, а затем был выдвинут в руководители цехового бюро рабочего изобретательства. За пытливый ум, за непрерывное стремление к новшествам, за оригинальность мышления он и был прозван Мозгуном, от слова «мозговать» — думать, соображать, рассчитывать. Никитин был мал ростом, худощав, черен волосом и глазами, в движениях быстр, в походке легок. Житья он не давал тому, кто хоть сколько-нибудь тормозил внедрение принятых рационализаторских предложений. Никитин не раз бывал на приеме у директора, но, как правило, не по своим личным делам, а по предложениям, отклонение которых он считал неправильным и даже незаконным. Костя знал, что окончательное решение принимает специальная комиссия, но все же апеллировал к директору, особенно по вопросам металлургии.

Говоря вообще, приемные часы от директора требуют много сил и выдержки, такта, эрудиции и, если хотите, своего рода таланта. Ведь задают любые вопросы. Дело касается не только получения квартиры или устройства сына на завод. После трех-четырех часов приема я чувствовал себя как выжатый лимон. А если являлись несколько изобретателей, то сравнение может пойти дальше.

И тем не менее, когда приходили такие работники завода, как Костя-Мозгун, я получал большое удовлетворение. Он просил за других, толково рассказывал о достоинствах того или иного изобретения. И обязательно ставил конкретные вопросы. Иногда рассказывал какую-нибудь историю, но всегда был краток.