Джессика Хайндман - Скрипка, деньги и «Титаник» [litres]

Мужчина в возрасте, редактор Очень Престижной Газеты(посмеиваясь): Мы с вами свяжемся. Но, хотите верьте, хотите нет, сейчас все новостные СМИ урезают бюджеты.

Джессика: Но война же будет.

Мужчина в возрасте, редактор Очень Престижной Газеты: Да, будет, но кто захочет о ней читать? Более того, кто захочет платить за то, чтобы читать о войне? Вы слышали об интернете? О закате печатной журналистики? Газета – это не колледж, а читатели не студенты факультета ближневосточной культуры. Поверьте, никому нет дела до политических нюансов ситуации в иракском Курдистане. Нет дела сейчас и не будет, когда начнется война.

Ну и ладно, думаешь ты, выходя на площадь Тахрир. Отказ не отпугнул тебя. Твоя решимость ничуть не поколебалась, ведь ты начала с самого верха, с «Нью-Йорк таймс»; ты попробуешь другую газету, ниже рангом. Потом еще ниже. И еще. Однако везде повторяется тот же сценарий. Ты возвращаешься в Нью-Йорк и подаешь на грант Фулбрайта [53] Грант Фулбрайта – программа студенческих грантов, финансируемая Госдепартаментом США с целью укрепления культурных и научных связей с другими странами. ; твоя цель – изучать журналистику в Египте. «Грант у вас в кармане, – говорит декан, когда ты приходишь к нему обсудить свою заявку. – Уже через год будете жить в Египте, не волнуйтесь».

Несмотря на столь оптимистичный прогноз, ты продолжаешь искать работу в Америке и в Египте. При этом по-прежнему работаешь на Композитора по выходным, учишься на очном и обходишься без наркоты. Чтобы не уснуть, ты пьешь кофе кофейниками, ешь пиццу огромными кусками и набираешь потерянный вес. Ты подаешь еще на несколько грантов; пытаешься устроиться стажером в Совет по зарубежным связям, в журнал «Зарубежная политика» и в Институт Ближнего Востока в Вашингтоне. Туда, куда стажеров не берут, пишешь письма и просишь все равно тебя взять; ты думаешь, что сможешь совмещать подработки и оплачивать счета, давая по выходным липовые концерты. Ты составляешь список всех англоязычных академических журналов, специализирующихся на Ближнем Востоке, и отправляешь им свое резюме. Ты согласна работать журналистом даже в Арканзасе, Вермонте и Виргинии. Ты ходишь на семинары по трудоустройству и записываешься на репетиционные собеседования в карьерный центр. Размещаешь свое резюме в университетской базе. Посещаешь все мероприятия, которые удается втиснуть между работой и учебой, чтобы наладить так называемые «связи» (консультанты по трудоустройству твердят, что их важно налаживать). Когда ничего не получается и никто тебе не перезванивает, ты винишь себя. Как-никак ты учишься в Колумбийском университете, и один этот факт должен открывать перед тобой все двери. Если двери не открываются, значит, с тобой что-то не так. Может, дело в оценках? У тебя «отлично» почти по всем предметам, но есть парочка «хорошо» и одна «удовлетворительно» – по введению в психологию. Вдруг эта оценка и портит картину? Или у тебя слишком мало внеурочки? А что, если ты написала с ошибкой какое-то слово в резюме? Вероятно, стоило не колесить по всей Америке со скрипкой в выходные, а больше общаться с людьми и налаживать нужные связи.

Февраль 2003 года

– И куда нам идти? – кричит женщина полицейскому.

Конный полицейский загоняет ее, тебя и еще несколько сотен тысяч протестующих против войны в Ираке в крошечные, отгороженные веревками кармашки переулков у здания ООН. Марш был заранее запланирован, на него пришли около миллиона человек, но нью-йоркская полиция объявила его незаконным. Теперь стражи порядка скачут сквозь толпу на лошадях и размахивают дубинками. Море людей несет тебя с собой, но куда именно – непонятно: из-за невысокого роста тебе видны лишь плечи рядом идущих. Ты чувствуешь их ребра, они врезаются в тебя спереди и сзади. С каждым выдохом ты ощущаешь, как расширяется чья-то грудная клетка; лишь когда твой сосед выдыхает и его грудная клетка сжимается, ты можешь сделать вдох.

Самое странное в антивоенном протесте (а война еще не началась) то, каким обыденным кажется происходящее. Даже если протест «незаконный», бунтарем ты себя не ощущаешь. Едва не угодив под копыта, ты пожимаешь плечами: подумаешь, все это делали – например, твои родители накануне Вьетнамской войны.

И это очень тревожно. Твое поколение марширует под их музыку – «Джефферсон Эйрплейн», Боба Дилана, Брюса Спрингфилда. Скандирует их лозунги: «Раз, два, раз, два! Не нужна нам война!» Вы разгуливаете с их девизами на футболках, разве что чуть изменив их: «Мой Буш занимается любовью, а не войной». Вы так же бьете в ведра и жжете ароматические палочки, то есть делаете всё то же самое, что и ваши родители во времена их антивоенного протеста.

Но на марше 2003 года людей старшего поколения почти нет. Их кумиры (чета Клинтонов) и их рупор («Нью-Йорк таймс») слишком боятся протестовать. Опросы не оставляют сомнений: большинство беби-бумеров – бывших хиппи, бывших пацифистов, бывших «детей цветов», которые некогда «настраивались и выпадали» [54] Лозунг хиппи, сформулированный американским писателем и психологом, исследователем психоделиков Тимоти Лири: Turn on, tune in, drop out («Включай, настраивайся, выпадай»). Фраза отсылает к употреблению психоактивных веществ. , – теперь поддерживают войну. Когда ты высказываешь свои антивоенные настроения знакомой паре, в шестидесятые жившей в коммуне хиппи, тебя обвиняют в «симпатиях к террористам». Даже твой отец, свидетель расстрела в Кентском университете [55] Расстрел безоружной студенческой демонстрации против ввода американских войск в Камбоджу в 1970 году. Погибли 4 человека, 9 человек получили ранения. – его самог о тогда чуть не затоптала лошадь на митинге в поддержку гражданских прав, – теперь спорит с тобой. А ведь это его пацифистские взгляды – мир, любовь и голуби – вдохновили тебя пойти на марш. «Что, если война необходима?» – говорит он тебе, своей дочери, человеку, который только что потратил четыре года жизни и огромную сумму денег (его денег в том числе!) на то, чтобы узнать о Ближнем Востоке все возможное; человеку, который был в Египте и владеет арабским. «Нет никакого оружия», – говоришь ты. «Но почему ты так уверена?» – спрашивает он. «Даже если есть, это неважно», – отвечаешь ты. «Будет важно, когда террористы решат его использовать!» – «Да террористы эти не из Ирака!» – «Откуда ты знаешь?» – «Оттуда, что они не из Ирака!»

С людьми твоего поколения ситуация складывается ничуть не лучше. Ты видишь четкое деление на два фронта, строго по географическому признаку: на твоей родине, в долинах, подернутых горным туманом, твои ровесники надевают камуфляжную форму, позируют для местной газеты и разъезжаются по военным базам; их взгляды на серых газетных снимках устремлены вдаль, и кто-то выглядит уверенно, кто-то испуганно, а кто-то кажется настолько смелым и решительным, что легко забыть о его возрасте (всего двадцать!). Одни верят в величие Америки. Другие – в денежный бонус для новобранцев. Многие уже после 11 сентября ушли воевать в Афганистан, откуда их перебросили в Ирак, хотя они на это не подписывались.