Мария Бутина - Тюремный дневник

– Так, все, теперь пора петь вечернюю молитву.

Мы все собрались в круг, взялись за руки и закрыли глаза. Сперва Кассандра пела совершенно ангельским голосом «Отче наш», а затем каждый молился на своем языке – английском, румынском, испанском, корейском и, конечно, один человек – на русском. В какой-то момент я чуть-чуть приоткрыла глаза и увидела, что каждая из женщин улыбается, и этими улыбками в тот вечер, будто солнечным светом, освещался каждый закуток нашего тюремного царства.

Следующим утром я позвонила Полу и с восторгом рассказала, как вчера меня приняли в клуб нашего афро- и латиноамериканского сообщества танцевальным посвящением:

– Ты даже представить себе не можешь, как я рада, Пол! Мне кажется, я никогда не была так счастлива здесь, как вчера, несмотря на то что я в тюрьме.

В трубке повисла пауза.

– Мария, ты знаешь, – медленно, растягивая слова, начал Пол. – Тебе не стоит этого делать. Ты понимаешь, ты им не ровня. Ты принадлежишь к другому обществу. Ты там по ошибке, а они все – преступники.

– Что значит «не ровня», Пол? Если они все преступники, то я тоже. Это вашим белым политикам, просиживающим кресла в сенатах и дорогих кабаках и не знающим жизни, я – не ровня, дорогой, – вспылила я. – Эти люди накормили меня, когда было нечего есть, они дали мне воды, когда меня мучила жажда, они дали мне одежду, когда мне было холодно, они говорили со мной, когда я была заперта в одиночной камере, они научили меня молитве, когда я забыла слова. Они спасли меня. Вы прячете их в тюрьмы, когда они от безвыходности воруют еду для своих голодных детей, вы не хотите видеть их, просящих милостыню, и на годы отправляете их в заключение работать за копейки, зачищая от них улицы, потому что они вашему взгляду неприятны. Они – моя семья, а не вы, – закончила я и повесила трубку. По щекам потекли слезы.

– Бутина, ты как? – сказала все еще заспанным голосом Кассандра, подойдя ко мне. – Слышь, сестра, не плачь. Что случилось?

– Нет, бро, все в порядке, я просто указала одной белой заднице его место.

– А, понятно, – понимающе улыбнулась Кассандра и добавила: – Бывает. Есть будешь? Я тут как раз бутерброды сделала. Пошли к нам.

– Буду.

За нашим маленьким столом уже расположились на серых пластиковых стульях «цветные» женщины и наперебой рассказывали истории про своих любимых, но оставшихся без матерей детей.

– Мария, я бы хотел, чтобы вы посмотрели вот этот документ, – агент Хельсон протянул мне несколько листов бумаги. – Я полагаю, что вы имеете право знать.

«Господи, что они еще придумали?!» – подумала про себя я, но вслух лишь сказала: «Хорошо, Кевин».

В моих руках была распечатка электронного письма моего дорогого сердечного друга, Пола Эриксона, в котором он, с веселыми картинками и фотографиями с моего съезда организации «Право на оружие» в Москве осенью 2015 года, отчитывался о выполненной задаче – успешно проведенной разведывательной операции, о положении дел моей оружейной группы, а также ее возможной роли в построении «новой России» с новой властью во главе. Адресатом сообщения было руководство Национальной стрелковой ассоциации Америки и Союз консерваторов – одна из организаций в составе Республиканской партии США. В документе также излагались методы воздействия на русских, которые, по мнению автора, сродни туземным племенам, а потому для установления контакта им нужно дарить недорогие подарки из-за океана, как в свое время индейские племена получали от приехавших на Американский континент жителей Старого Света яркие бусы.

В моей голове всплыли яркие моменты начала наших взаимоотношений с Полом – когда он, как мне казалось, в качестве знака элементарной вежливости и внимания посылал мне подарки на день рождения – красочные веселые открытки, маленькие милые безделушки и мягкие игрушки. Он никогда не забывал добавить в коробку еще что-нибудь для моих единомышленников – наклейки с логотипом американских оружейников, брелоки и прочую дребедень, которая хоть и захламляла офис организации, но выкинуть это добро, как я считала, было просто неуважением к проявлению внимания со стороны единомышленников по ту сторону Атлантики.

– Мария, с вами все в порядке? – аккуратно поинтересовался Кевин, видя, как мое и без того бледное, изможденное месяцами тюремного заключения лицо теряет остатки цвета. – Мне действительно очень жаль, но мы полагаем, что вы должны знать правду. Видите ли, – добавил он, – не примите за грубость, но это поразительно, как вы, умная женщина с таким добрым сердцем, за такое длительное время ваших взаимоотношений ничего не почувствовали. Как вам известно, первый обыск, еще до вас, мы провели у Пола. И когда мы прочли все изъятые у него документы, не только о политике, но и о его десятках лет финансовых мошеннических схем, в которых он совершенно хладнокровно годами забирал последние деньги даже у самых близких ему людей (кстати, судя по всему, вы тоже в их числе), мы совсем иначе представляли вас, ведь, как говорят у нас в Америке, "Girlfriend always knows" (подруга всегда в курсе – аналог русской фразы «Два сапога – пара»). Но теперь мне кажется, что вы – совершенно другой случай. Кстати, вы имеете право подать на него в суд за те деньги, которые он украл у вашей семьи, пока вы находились в тюрьме.

Когда Кевин закончил, в комнате повисла гробовая тишина. Я еще несколько минут молчала, а потом тихо ответила:

– Я не хочу ни на кого подавать в суд. Я его прощаю. Бог ему судья. Я только хочу вернуться домой, в Россию.

– Я понимаю, как это тяжело, – сказал Кевин. – Но я должен показать вам еще несколько документов, Мария.

И он протянул мне толстую пачку бумаг с электронными сообщениями Пола, где он в красках описывал наличие у него некой связи с Россией, высокопоставленных контактов, которые, по его словам, могли бы быть выгодны новой администрации Трампа. Так он, освоив мастерство продажи воздуха, продавал меня и мои несуществующие (он об этом прекрасно знал) контакты с российской властью своим несчастным инвесторам, которые теряли деньги, развесив, как говорится, уши. Я никогда не видела этих сообщений, правда, об одном из них узнала еще до ареста – из американских газет, но тогда Пол это объяснил враждебностью прессы и неизменным передергиванием. Мне хотелось верить ему, а потому я заглушила в себе остатки разума, и тема была закрыта.

Кроме сказок о политических связях, которые у меня якобы были, в части сообщений он просил наших американских друзей, с которыми я на почве общих философских взглядов, ничего не подозревая, вела долгие беседы об истории и важности мира между двумя державами, помочь мне, бедному гонимому диссиденту, деньгами. Впрочем, как несложно догадаться, об этом я тоже не знала и этих денег никогда не видела.