Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

Его отец Осмонд Д’Авигдор после детства, проведенного в бедности, еще в студенческие годы унаследовал состояние Голдсмидов и поместье двоюродного деда сэра Джулиана. Он видел себя человеком, временно попавшим в трудные обстоятельства, и быстро приспособился к новому статусу. Он женился на дочери польско-еврейского банкира, обосновавшегося на Ривьере, и супруга так энергично взялась за роль хозяйки поместья, что перещеголяла самого хозяина. Осмонд, как и другие из Родни, добросовестно исполнял обязательства своего класса и был активным членом Совета представителей и Еврейского колонизационного общества. В остальном же он относился к своему происхождению и вере до странности неоднозначно.

Генри поступил в Хэрроу в 1922 году, получив стипендию, и по настоянию директора его называли просто д’Авигдором, чтобы, по его словам, «не писать в бумагах это ужасное немецкое имя».

Другие еврейские мальчики еженедельно получали религиозные наставления от сэра Израэля Голланца, и известного раввина, и одного из виднейших шекспироведов своего времени; но Генри по указанию отца посылали с христианами в часовню. Начальник интерната сказал ему, что, насколько он понимает, его хотят воспитать как христианина. Голланц тут же передал это дело на рассмотрение высшего авторитета, которым в данном случае был Лайонел де Ротшильд. Осмонда вызвали в Нью-Корт и заставили признать свою ошибку, и больше его сын не ходил в часовню.

Все это произошло еще в первый школьный семестр. На младшего брата Генри, который поступил в Хэрроу три года спустя, этот инцидент никак не повлиял. Осмонд, по всей видимости, подвергался антисемитской травле во время учебы в школе и хотел оградить от нее сыновей. Его решение никак не было связано с отказом от иудаизма или принятием христианства. Как вспоминает сэр Генри, он «был моральным и физическим трусом».

Если молодые Голдсмиды так и не стали христианами, то и с иудаизмом на них не особенно наседали. Сэр Генри иногда заходил в синагогу по каким-то торжественным случаям, но не реже он оказывался и в церкви. Его жена, дочь армейского офицера, не еврейка. У них родилось две дочери. Одна, к несчастью, утонула, случайно выпав из лодки, и ныне увековечена в изысканном витраже работы Шагала в приходской церкви в Тудли. Другая вышла замуж за христианина.

Сэр Гарри активно работает в нескольких еврейских организациях, и еврейская община смотрит на него с любовью и гордостью. Он и сам испытывает некоторую гордость за свою принадлежность к евреям, но это вряд ли связано с религиозной верой. Скорее это вопрос предков, но, пожалуй, близких, нежели далеких – Исаака Лиона Голдсмида, а не Авраама, Исаака и Иакова.

Его брат Джеймс сделал выдающуюся карьеру профессионального военного. Он командовал 20-й бронетанковой бригадной группой во время высадки в Нормандии в 1944 году и добился впечатляющего успеха. Он получил орден «За выдающиеся заслуги» из рук фельдмаршала Монтгомери, но потом Уайтхолл без объяснения причин понизил ее до Военного креста. Позднее он стал главой Королевских бронетанковых войск и дослужился до звания генерал-майора – высочайшего звания, которого добивался еврей в британской армии. В 1970 году в возрасте пятидесяти восьми лет он вступил на политическую стезю и был избран в парламент от тори от Личфилда и Тамворта.

Тот факт, что его выдающаяся династия сходит на нет, совсем не волнует сэра Гарри, ибо он давно уже примирился с этим. «Печально, – говорит он со вздохом, – но разве можно этого избежать?»

Сэр Бернард Уэйли-Коэн, однако, уверен в будущем своего рода. Он считает, что на свете всегда останется кто-то из Коэнов.

Рождение в семье великого человека в каком-то смысле ставит ребенка в невыгодное положение, и оно становится еще более затруднительным, если этот великий человек к тому же отличается свирепым и неуживчивым характером. Сэр Роберт рассчитывал, что его связи с такими фирмами, как «Шелл», позволят его сыну сразу же устроиться на хорошее место, а на самом деле достаточно было только шепнуть имя Уэйли-Коэн, как директора разбегались по темным углам. Бернард родился в очень богатой семье, но в остальном ему приходилось самостоятельно прокладывать себе дорогу в жизни, и это ему прекрасно удалось. По словам делового партнера, его главное качество – это здравый смысл за гранью здравого смысла. «Когда он заканчивает говорить, создается впечатление, что по этому вопросу добавить уже нечего». У него чрезвычайно широкие деловые интересы, в первую очередь городская недвижимость, кроме того, он акционер Lloyd’s, глава правления восьми компаний и член правлении еще девяти. Иногда он берется за дело с чрезмерной энергией и тогда носится с одной встречи на другую, вытирая со лба капли пота.

В 1949 году в возрасте тридцати пяти лет его выбрали олдерменом лондонского Сити. В 1955 году он стал шерифом, а позднее получил рыцарское звание в награду за общественные заслуги. В 1961 году он стал лорд-мэром.

Это в некоторой степени было компенсацией разочарования, пережитого им еще в юности. Он мечтал служить на военном флоте, и его послали учиться в Королевский военно-морской колледж в Дартмуте, но ему пришлось уйти оттуда из-за плохого зрения. Юношей он поступил в Почетную артиллерийскую роту, но в 1938 году лишился глаза, упав с лошади, и, когда началась война, пока его кузены дослуживались до высоких званий в вооруженных силах, ему пришлось довольствоваться работой в министерстве топлива и энергетики.

Уэйли-Коэны живут в компактном особняке в неогеоргианском стиле, построенном на месте разбомбленного в 1959 году. В нем четыре спальни, а кухня отделена от столовой стеной из буфетов. «Обычно готовлю я, поэтому мне хотелось, чтобы все было под рукой», – говорит леди Уэйли-Коэн. Однако их настоящий дом – это Ханимид посреди неприютных, обдуваемых всеми ветрами равнин Эксмура. Сейчас они привычные и любимые фигуры сомерсетского ландшафта и часто появляются в местных газетах вроде «Сельская жизнь» и «Кони и собаки» и других обязательных изданиях для чтения в деревенском обществе. Сэр Бернард возглавляет Эксмурскую охоту на оленей, положение весьма почтенное в графстве, и некоторые знакомые даже заявляют, что в его выговоре им слышится легкая сомерсетская картавость. Его глаза загораются, а голос смягчается при всяком упоминании о сельской жизни и деревенских занятиях.

Он опытный и умелый наездник. В 1950 году в возрасте тридцати двух лет и с 43 фунтами лишнего веса он выиграл стипл-чез в Майнхеде.

В 1953 году «Сити пресс» сообщила, что он упал с лошади и получил серьезное сотрясение мозга. Неделю спустя последовало поспешное опровержение: «Мистер олдермен Уэйли-Коэн не падал с лошади. Мы готовы в это поверить, так как он прекрасный и известный наездник. Миссис Уэйли-Коэн сообщила нам, что травма, о которой мы говорили на прошлой неделе, вызвана падением его лошади на твердой смерзшейся почве».