Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

Но каковы бы ни были причины, он все же получил черепно-мозговую травму и несколько недель пролежал в постели. Но падения ничуть не повлияли на его увлечение лошадьми, верховой ездой и гончими.

«Деревенские развлечения – это часть нашего образа жизни», – как-то поведал он перед большой и уважаемой аудиторией, в которой, помимо прочих неугомонных сельских спортсменов и охотников, присутствовал тогдашний премьер-министр мистер Гарольд Макмиллан, и продолжил: «В выходные я никому не уступлю в наслаждении той восторженной радостью и чувством товарищества, которую дает день охоты, как, безусловно, и многие из вас. Все мы любим животных, нас возбуждает и окрыляет упоение быстрой езды по лесам и полям и удовольствие при виде того, как собаки выстраиваются в цепь, и все мы знаем, что загонная охота укрепляет товарищество, ибо это спорт, в котором может участвовать и которым может наслаждаться любой».

После арабо-израильской войны 1967 года в «Таймс» еще долго слали письма, рассуждающие о будущем Ближнего Востока. Поступило письмо от мистера Эдмунда де Ротшильда с предложением программы по обессоливанию почвы. Приходили письма от членов парламента – евреев, например Дэвида Вейцмана, или потомков евреев, например капитана Филипа Гудхарта. И потом в утреннем номере вышло письмо сэра Бернарда Уэйли-Коэна – его напечатали крупно вверху полосы – в защиту охоты на оленей.

Сэр Бернард, как сын своего отца, некоторое время должен был прослужить в Объединенной синагоге, в Еврейском совете общественного призрения и Ассоциации английских евреев.

«Почему, – спрашивал он, – я собираюсь присутствовать в качестве почетного гостя на ежегодном приеме Ассоциации английских евреев, если на тот же вечер у меня есть приглашение на прием в Мэншн-Хаус? Просто тебя затягивает».

Но он не жалуется. Возникает подозрение, что ему нравится, когда его затягивает, и он огорчился бы, если бы затягивание прекратилось.

Уйдя из Дартмутского колледжа, Бернард поступил в Клифтон и никогда об этом не жалел. «Школа прямо кишела родственниками, – вспоминает он, – но мне там нравилось. То, что ты еврей и живешь в еврейском интернате, не имело никакого значения. Если мальчик держался своих принципов, своей религии, им восхищались. Отличное место, отличная школа». Он член правления Клифтона, но своих сыновей послал учиться в Итон. Две девочки поступили в Крэнборн-Чейз.

В 1966 году его старшая дочь Розалинд, стажер в Lyons – концерне, занимающемся отелями и кейтерингом, обручилась с Филипом Бердоном, молодым новозеландцем и неевреем. Они заключили гражданский брак в Кэкстон-Холл, а потом частным порядком провели скромную религиозную церемонию в доме ее родителей в Сент-Джеймсе.

Служба была экуменической, с чтением и Ветхого, и Нового Завета, хотя имя Христа не упоминалось. Потом они вместе прочли «Отче наш» и Шму [116] Ш м а – три отрывка из Торы о единственности Бога и верности его заповедям. , «Внемли, Израиль: Господь – Бог наш, Господь – один!», а закончилось все благословением, которое так любил дедушка невесты сэр Роберт:

Это бракосочетание, можно сказать, воплощает в себе ту дилемму, перед которой встают все представители Родни. Своеобразно решил ее Хью Монтефиоре, сын президента Испанско-португальской синагоги, который ныне является епископом Кингстона.

Преподобный Монтефиоре – высокий, хорошо сложенный мужчина с крупной головой, спортивной фигурой и серыми глазами, в которых всегда блестят искорки веселья, как будто мир – довольно нелепое место, и это, учитывая его положение, пожалуй, так и есть.

Его семья не бедствовала, и они жили в крупном особняке в Пэлис-Грин, Кенсингтон, где сейчас располагается посольство Израиля, и между родителями и детьми стояла целая армия. «Чтобы тебя погладили по голове, надо было спуститься вниз к чаепитию, – вспоминает он. – Жаль, что я так мало видел своих родителей».

Его отец Чарльз Эдвард Сибэг-Монтефиоре, партнер в фирме «Джозеф Сибэг и Кº», выдернул ее из сонного застоя и вывел вперед в качестве одной из крупнейших биржевых компаний Сити.

Чарльз был активным спортсменом и входил в команду по регби в Клифтоне, но из-за своей религии не могу выступать за школу по субботам. Он твердо решил, что его сыновья не будут страдать от подобных ущемлений.

Дензил и Оливер учились в Веллингтоне, Хью – в Рагби. Раз в неделю из Лондона приезжал человек, чтобы наставлять его в религии, но это не оставило на нем какого-то глубокого и продолжительного отпечатка.

Его семья, вспоминает Хью, «была глубоко религиозна. Само собой, бекон под запретом. Свечи по пятничным вечерам, постоянно семейные молитвы». Сам он был верующим иудеем примерно до шестнадцати лет, хотя и не всегда соблюдал ритуалы, но потом им овладели сомнения и разочарования, столь типичные для подросткового возраста, и разрешились внезапным и драматичным образом – «видением Христа», по его словам. «Это было внезапное просветление – я в буквальном смысле слова „увидел свет“. В школе ко мне никто не приставал. Совсем наоборот. Их это привело в замешательство. Они не хотели, чтобы их обвинили в прозелитизме. Они и пальцем не хотели меня трогать». Новообращенному пришлось пойти к местному викарию, чтобы тот наставил его на путь истинный и крестил.

Хью поступил в Оксфорд, но учебу прервала война, и он поступил в артиллерийское подразделение под командованием его дяди, полковника Томаса Генри Монтефиоре, – «невозможно сбежать от родственников, они повсюду» – и служил в Бирме. Он вернулся в Оксфорд в 1945 году, с отличием сдал экзамены по теологии и затем был рукоположен. Позднее он служил викарием в университетской церкви Святой Марии в Кембридже, а в 1970 году стал епископом.

По общему признанию, Хью Монтефиоре – один из самых оригинальных и блестящих мыслителей церкви, хотя сам он оценивает себя довольно скромно. «Люди думают: он же еврей, понимаете, наверняка он умный». Его проповеди всегда привлекали и привлекают большую аудиторию, хотя иногда и несколько критически настроенную. Он резкий полемист и относится к радикальному крылу церкви, но даже единомышленники-радикалы порой раскрывали рот от некоторых его идей; в частности, фурор произвели его размышления от том, что любовь, которую Христос питал к своему ближнему, могла носить гомосексуальный характер.

Он унаследовал значительное состояние и соглашается с тем, что ничто так не способствует независимости ума, как независимые средства, но все же он не так богат, как полагают некоторые. «Большая часть денег лежит в фондах, чтобы налоговики не наложили на них свои лапы, но они так надежно запрятаны, что, кроме юристов, до них никому не добраться». Он женат, имеет трех дочерей, и в Кембридже жил в большом, продуваемом сквозняками викторианском доме посреди обширного неухоженного сада. У него есть коттедж в уэльских холмах, куда он старается уезжать при всякой возможности, а она выдается нечасто.