Михаил Шмелев - Фронтовая юность

— Что же, пора начинать, — сказал, обращаясь ко мне, Петр Кузьмич Згоржельский.

Чтобы удобнее было вести протокол, Василий Ющенко устроился около толстого пня, заменявшего стол президиума. Остальные члены бюро наломали сосновых веток, расстелили их на земле и уселись вокруг Василия.

Открывая заседание, я предложил присутствующим почтить память геройски погибшего Анатолия Горецкого.

Все встали. Лица сосредоточенны, суровы. Вера Лидванская незаметно смахнула слезу.

Когда члены бюро снова сели, Петр Кузьмич сообщил, что командование полка возбудило ходатайство о посмертном награждении Горецкого орденом Отечественной войны 1 степени.

Предоставляю слово для отчета Василию Титкову. Он начал с сообщения о том, что все бойцы знают о героическом подвиге Горецкого. Мстя врагу за гибель боевого товарища, молодые воины дерутся отважно. Об этом свидетельствует тот факт, что из 78 комсомольцев, состоящих на учете в батальонной организации, 58 представлены к правительственным наградам.

— За время наступательных боев, — говорил Титков, — усилился приток молодых воинов в партию и в комсомол. Так, например, девятнадцать солдат и сержантов подали заявления с просьбой принять их в комсомол. Младший сержант Салиев написал в своем заявлении:

«Я был свидетелем подвига нашего комсорга лейтенанта Горецкого. В боях, которые мы сейчас ведем, буду таким же бесстрашным, до конца жизни преданным Родине. Прошу принять меня в комсомол. Хочу драться с врагом и за него, и за себя».

Титков рассказал об использовании комсомольцами батальона трофейного оружия, в частности немецких фаустпатронов. Гитлеровцы начали применять эти патроны сравнительно недавно, но их боевые свойства были уже известны — при стрельбе с близкого расстояния они обладали значительной разрушительной силой. Особенно много неприятностей «фаусты» доставляли нашим воинам во время подавления блокированных очагов сопротивления фашистов.

После уничтожения дотов, дзотов и других оборонительных сооружений бойцы находили десятки таких патронов. Комсомольцы второго батальона начали применять фаустпатроны против гитлеровцев. Комсорг Титков был одним из зачинателей этого полезного дела.

— Ведь это же просто здорово! — восхищался Каграманов. — Сегодня же приду к тебе учиться стрелять «фаустами», а завтра буду учить этому комсомольцев своего батальона.

— Пожалуйста, учись хоть сейчас, — ответил Титков и положил на «председательский стол» трофей, который он притащил сюда и до заседания бюро прятал в кустах.

— Постойте, постойте, друзья, — сказал Згоржельский. — Это же анархия. Так серьезные вопросы не решаются. Опыт комсомольцев второго батальона хороший, заслуживает широкого распространения, но заниматься этим надо организованно, под руководством командиров. Я предлагаю поступить так: почин одобрить, доложить о нем командованию и поставить вопрос о распространении опыта. Мне кажется, надо добиваться, чтобы в каждой роте два-три человека научились применять «фаусты», а эти люди в свою очередь обучат еще по нескольку человек. Получится так, как это было при развертывании снайперского движения. Только на этот раз никаких курсов создавать не будем — техника-то этих патронов довольно примитивная.

Продолжаем слушать Титкова. Дельные, интересные вещи он говорит. Видно, что парень «врос» в батальон, старается вести работу конкретно, видит людей. По согласованию с командиром батальона и с командирами рот он написал несколько писем родным особо отличившихся бойцов и сержантов. Парторг полка и все мы, члены бюро, одобрили это начинание молодого комсорга и предупредили его, чтобы полученные ответы были доведены до всех воинов. Наиболее яркие письма предполагалось использовать в нашем рукописном журнале.

На заседании выступили Ющенко, Каграманов и другие члены бюро. Как всегда, первое их слово — о мужестве и героизме бойцов и сержантов. Вместе с тем члены бюро самокритично говорили о собственных упущениях и о недостатках в работе Титкова.

Были случаи, когда комсорги батальонов по два-три дня не знали о наиболее ярких событиях в боевой деятельности других батальонов. В этом была прежде всего моя вина: я все еще недостаточно быстро распространял хорошие вести. Практически это получалось так. Попадешь в роту, ознакомишься с положением, найдешь что-то интересное, о чем полезно знать активу других подразделений. А тут, глядишь, начинается атака или, наоборот, гитлеровцы предпринимают контратаку, закипает горячий бой. Разве уйдешь в такой момент из подразделения? Вот и приходится руководить комсомольской работой, днями не выпуская из рук автомата.

Так случилось, в частности, с распространением опыта стрельбы фаустпатронами. Ведь видел же я, как стреляли ими комсомольцы второго батальона, сам выпустил несколько штук.

Майор Соловьев и капитан Згоржельский не раз указывали мне, что следует больше заниматься организаторской работой. Теперь, на заседании бюро, по сути дела, об этом же говорят и члены бюро. Значит, надо перестраиваться.

На заседании бюро мы договорились еще об одном, на мой взгляд, полезном деле. Решили в каждом подразделении оформить карты, показывающие боевой путь полка от Ярцева до Познани, и проводить около них беседы с воинами.

С тяжелыми боями мы шли на запад по территории Польши.

Западнее Познани батальон Кряжева вступил в сосновый лес. Продвижению мешали завалы, хитро подстроенные ловушки из мин. В зарослях разведчики обнаружили большую группу местных жителей, скрывавшихся от гитлеровцев. Здесь были старики, женщины, дети. Увидев советских воинов, они со слезами на глазах обнимали и целовали своих избавителей, спешили рассказать нам о тех лишениях, которые перенесли за годы оккупации.

В каждом освобожденном населенном пункте к командованию полка являлись делегации местного населения. Они от всей души благодарили советских воинов за мужество и отвагу, проявленные в боях с фашистами, клялись в вечной и нерушимой братской дружбе, рассказывали о зверствах гитлеровцев.

Мне на всю жизнь запомнилась встреча с польскими крестьянами одной из деревень. Едва наш штаб разместился в доме учителя, как сюда начали стекаться местные жители.

— Проходите, проходите, — приглашал их полковник Додогорский. — Усаживайтесь.

— Дзенкую, пан, — ответил за всех поляк с перевязанной платком рукой. Из-под его густых седых бровей смотрели усталые глаза; на широком лбу глубокими складками легли морщины.

— Я солтыс [11] Солтыс (польск.) — староста. деревни, — представился старик. — Жители поручили мне приветствовать в вашем лице всех советских братьев. Если пан полковник согласен, мы разместим все ваше войско по хатам.