Михаил Шмелев - Фронтовая юность

— Нет. Не успел…

— Это как же так? Был в роте, а командира обошел!

Долго продолжалась наша беседа. Уйдя от командира полка, я о многом думал и отчетливее увидел свои промахи и ошибки. Особенно запомнились его последние слова: «Вы — полковой руководитель комсомола, а коль так, надо ко всему присматриваться зорче и не только видеть недостатки, но и поднимать комсомольцев на устранение их».

Вечером ко мне пришел комсорг батальона Мурат Экажев. Поговорив о делах, которые его волновали, я рассказал ему о замечаниях и указаниях командира полка.

— Завтра поставим эти вопросы на собрании комсомольского актива, посвященном подготовке к приему нового пополнения, — сказал Мурат.

— А командир батальона и замполит знают об этом собрании?

— Еще не докладывал, — ответил он.

— Значит, решил действовать самостоятельно? Соберешь актив, а командир уверен, что люди находятся на своих местах. Как же так? Что будет, если гитлеровцы в это время сделают вылазку? И потом, разве можно проводить какое-то мероприятие без участия командира? У него наверняка есть полезные мысли, соображения, советы.

Экажев признал, что допустил оплошность, и обещал немедленно ее исправить. Но как работают руководители других комсомольских организаций, связаны ли они с командирами, советуются ли с ними?

Я побывал на комсомольских собраниях в роте автоматчиков, у артиллеристов. Разговаривая с комсомольскими активистами, старался выяснить, где они жили и работали до войны, давно ли на фронте, где воевали, полагая, что этого достаточно для изучения людей. Но изучение людей, как я в том скоро убедился, — задача куда более сложная. Однажды Василий Федорович Буланов спросил мое мнение о члене комсомольского бюро батальона Степане Головко. Я обратил на него внимание еще в первый день пребывания в полку на НП во время допроса гитлеровского офицера. Потом мы встречались еще несколько раз, беседовали по выработавшемуся у меня шаблону: где жил до службы в армии, давно ли на фронте. Кроме этих данных знал еще, что Степан хорошо играет на гармошке. А майора интересовало другое: можно ли назначить Головко командиром отделения?

— Право, не знаю. Сразу трудно сказать, — ответил я.

— А знаете, за что он награжден медалью «За отвагу»? — допытывался майор.

— К сожалению, не знаю, упустил эту деталь.

— Деталь! Нет, это не деталь. Это, если хотите, боевая характеристика военного человека, оценка его заслуг перед Родиной, символ героизма.

Что я мог ответить на это? Конечно, майор был тысячу раз прав — людей надо изучать более обстоятельно, интересоваться не только тем, где они родились и выросли, давно ли воюют. Надо сходиться с ними ближе, узнавать, как они воюют, что думают, как ведут себя среди товарищей.

— Ну, если плохо знаете Головко, то кого могли бы порекомендовать из этой роты на должность командира отделения?

Я начал перебирать в памяти бойцов, с которыми успел познакомиться, но выходило, что я не знал о них ничего, кроме самых общих сведений. Это было еще одним уроком.

Потом Василий Федорович поинтересовался, как я строю свою работу. Ему не понравилось, что у меня нет планов ни на неделю, ни на день, и поделился опытом своей работы, показал личные планы на каждый день. Записи были сделаны в ученической тетради, а то и на отдельных листках, но они показывали, как ценил майор свое время, с какой энергией и настойчивостью добивался всего, что намечал. Если его волновало положение в одной из рот, он занимался ею и день и два, а иногда и целую неделю. Привлекли мое внимание и записи его бесед с командирами взводов, рот и батальонов, парторгами и комсоргами, агитаторами, редакторами боевых листков. Не упускал он из поля зрения бойцов и офицеров тыловых подразделений. В одном из планов я прочитал: «Кто у нас повара? Имеют ли квалификацию? Побеседовать».

— Планы дисциплинируют, предостерегают от увлечения второстепенными делами в ущерб главному, — заметил Буланов. — Когда есть план на каждый день, не ляжешь спать, не выполнив всего, что наметил. Советую и вам планировать свою работу. Выделите дня два-три на каждую роту, поставьте перед собой какую-то определенную цель и боритесь за ее достижение. Командир полка говорил вам о воспитании у бойцов и сержантов непримиримости к недостаткам, в том числе и в нашем окопном быту. Займитесь этим, добейтесь положительных результатов. В ходе этой работы и людей узнаете, и удовлетворенность почувствуете, уверенность обретете.

Хороший это был совет. Впоследствии я именно так и стал поступать. Планирование работы на каждый день помогало более целеустремленно руководить комсомольскими организациями, а постоянное общение с комсомольцами позволило лучше узнать их деловые качества, мысли и настроения, своевременно решать назревшие задачи.

На зеленой лужайке, примыкавшей к блиндажу командира полка, собрались командиры и политработники батальонов, офицеры штаба. Подполковник Додогорский предложил обменяться мнениями о мерах по развитию снайперского движения. Этот вопрос волновал тогда многих. Я рассказал о соображениях, которые возникли в результате разговоров с комсоргами подразделений и комсомольцами. Многие из них высказывали пожелание создать в полку школу снайперов.

— Может быть, университет? — послышалась чья-то реплика.

— Я тоже в курсе этих предложений, — заявил майор Буланов. — Университет не университет, а школу или курсы снайперов действительно нужно и можно создать.

— Посмотрите, какие замечательные люди есть среди снайперов, — доказывал я. — Среди них найдутся хорошие учителя. Я первым пойду к ним на выучку.

— Конечно, идея неплохая, — сказал командир полка. — Надо подумать.

— Предложения актива, — продолжал я, — сводятся к тому, чтобы выявить в подразделениях лучших стрелков и создать из них специальную группу.

Обучение их можно было бы поручить нашим снайперам. В частности, большим опытом снайперской «охоты» обладал старший лейтенант Григорий Васильевич Головачев, на счету которого значилось свыше пятидесяти уничтоженных гитлеровцев. И я доложил о том, что комсомольцы высказывают пожелание, чтобы старший лейтенант возглавил школу снайперов.

Это предложение горячо поддержал капитан Елин, с которым мы не раз разговаривали о подготовке новых снайперов.

— Пусть на первое время у нас будет хотя бы десять — двенадцать отличных стрелков, — сказал Владимир Григорьевич. — Они станут тем костяком, на который мы можем опереться. Дальше — как в арифметической прогрессии: каждый вновь обученный снайпер, возвратившись в роту, обучит меткой стрельбе еще двух-трех товарищей. Это уже три-четыре метких стрелка в роте. Они в свою очередь будут готовить новых мастеров меткой стрельбы.