Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Эд описал свою вылазку. Заметив, что за ним не установлено слежки, он проверил это еще раз, а затем и еще — на всякий случай. Впрочем, он заверил нас, что доставка оказалась не парой пустяков. После бесконечной пешей прогулки он словно бы невзначай подошел к условленному месту. Тригон поставил машину прямо под фонарем параллельно бордюру, и рядом не было ни веточки, которая могла бы хоть немного заслонить происходящее. Эд сказал, что он словно вышел на сцену. Он решил, что лучше всего пошатнуться и опереться на машину, притворившись в стельку пьяным, ведь пьяниц в Москве было хоть отбавляй. Налетев на переднее крыло, он развернулся, опираясь о машину, сунул прикуриватель в приоткрытую форточку и неуклюже выпрямился. Прикуриватель упал с громким стуком, как выразился Эд, “едва не спугнув всю тьму ночи”. Доковыляв до багажника машины, он с облегчением увидел, что рядом не было никого, кто мог бы увидеть его представление. Шагая дальше по кварталу, он продрог до костей, неожиданно осознав, почему никто больше не прогуливался по улицам.

Наконец Тригон получил новое шпионское оборудование. Хотя в прикуривателе был лишь маленький тайник, туда поместилась катушка 35-миллиметровой пленки с его новым планом коммуникаций, датами будущих контактов и описанием места, где он должен был доставить нам пакет.

Затем в ЦРУ почти потеряли надежду на успешный исход дела, потому что Тригон пропустил две возможные даты доставки пакета. Оперативники продолжали внимательно смотреть по сторонам, на случай если Тригон проедет мимо, ведь такую встречу вполне можно было считать признаком жизни. Следующая доставка была назначена на начало января. Невозможно описать словами, в какой восторг пришли оперативники, увидев его машину на “Парковке”: поставив ее там, Тригон сообщал им, что готов доставить пакет на следующий день.

Когда мы увидели его сигнал на “Парковке”, я прожила в Москве всего месяц. Купив оранжевые “Жигули”, я все выходные каталась по городу и близлежащим пригородам, куда американским дипломатам позволялось ездить, не оформляя специальных разрешений. Я часто приглашала с собой незамужних подруг из посольства, потому что многие из них не купили машину и не имели возможности выехать за пределы центра Москвы. Мои ни о чем не подозревающие спутницы наслаждались поездками, вместе со мной осматривая парки и церкви — обычные туристические объекты, которые не вызвали бы подозрений у сотрудников КГБ, даже если бы они следили за нами.

Я совершала все эти поездки не просто так: мне нужно было определить, установлена ли за мной слежка. Казалось, сотрудников КГБ не волновало, куда мы едем, возможно, потому что мы всегда катались в женской компании. В первый месяц работы я ни разу не заметила слежку. Мои коллеги-мужчины сомневались в моей способности ее распознать, потому что за ними следили с первой недели в Москве.

Обычно новым сотрудникам московского отделения ЦРУ давали три-четыре месяца на знакомство с городом, прежде чем привлекать их к оперативной работе. Для этого недостаточно было запомнить улицы и проспекты. Нам нужно было понять, как обычно движется транспорт и что происходит на улицах, например, где паркуются милицейские автомобили или где встают на ночевку водители грузовиков. На задании, заметив что-то странное или необычное, мы должны были мгновенно оценить, не устроили ли нам засаду сотрудники КГБ.

Такое однажды случилось, когда Майк проверял место, где на следующий день другой оперативник должен был выбросить из машины пакет. Майк сразу заметил у съезда с Садового кольца большой мусорный бак, который был явно поставлен таким образом, чтобы скрывающийся внутри него или за ним человек видел место будущей закладки. У Майка волосы встали дыбом, когда он его увидел. Он решил, что бак поставили, чтобы сотрудники КГБ на следующий день устроили засаду для нашего оперативника. Другие оперативники не раз проезжали мимо этого места, но бака там никогда не было. Хотя он стоял на обочине и, вероятно, не привлекал к себе внимание обычных водителей, Майк сразу понял, что он там неспроста. Он отменил закладку. Позже мы узнали, что еще до условленной даты закладки сотрудники КГБ арестовали агента.

Помимо знакомства с местностью, мы должны были научиться замечать слежку в потоке машин. В первый месяц я целыми часами, днями и выходными ездила по Москве, часто посещая даже отдаленные районы, но ни разу не заметила наличие слежки. В ЦРУ это считали аномалией, полагая, что нет никакой гарантии, что так будет всегда. Оперативники считали, что рано или поздно я попаду в поле зрения КГБ, и тогда за мной будут следить постоянно, как и за ними.

Но правда в том, что в ЦРУ, похоже, полагали, что я просто не замечаю слежку. Проверить мою свободу от наблюдения решили, спланировав поездку для обнаружения слежки, во время которой я должна была показаться на глаза Майку и его жене. В субботу днем Майк занял место на втором этаже застекленной “Березки” у Новодевичьего кладбища. “Березками” в Советском Союзе назывались валютные магазины, открытые только для имевших валюту иностранных дипломатов и бизнесменов. Пока они с женой рассматривали богатый выбор польского хрусталя, Майк тайком сквозь большое витринное окно второго этажа наблюдал, как я повернула на набережную с широкого бульвара возле стадиона Ленина [2] До 1992 года Центральным стадионом имени Владимира Ленина назывался стадион “Лужники”. . С того места, где он стоял, были прекрасно видны мои оранжевые “Жигули”, на которых я подъехала ближе, повернула и затем уехала прочь. Майк не заметил, чтобы машина слежки обогнала меня на повороте, пристроилась за мной, вывернув с парковки “Березки”, или проехала следом. В том месте не было никаких параллельных дорог, по которым слежка могла ехать, чтобы сопровождать меня, не попадаясь мне на глаза.

В ту субботу мне повезло, потому что машин на дорогах было мало: когда я проезжала мимо “Березки”, рядом не было вообще никого, и это позволило без труда удостовериться, что за мной не следят. В то же время мы с Майком тайком прослушивали радиочастоту, которую использовали группы наружного наблюдения. Мы не слышали ни переговоров, ни щелчков, которые позволили бы нам предположить, что за мной следят или что я возбудила подозрения. Время от времени оперативники сообщали, что следящие за ними сотрудники КГБ называли их кодовыми именами. Мы прослушивали эти переговоры до самого конца моей командировки в Москву.

Майк сообщил, что за мной не следят. Я прошла первую проверку. Я утверждала, что за мной не установлена слежка, и в ЦРУ, казалось, были довольны этим, по крайней мере до поры до времени. Хотя я испытала облегчение, в глубине души я нисколько не сомневалась в своей способности распознать слежку. При этом сомнения других сотрудников московского отделения заставили меня всегда оставаться настороже, так как я опасалась не заметить слежку во время важной операции.