Максим Баженов - Мой учитель Филби

Мы же с Кобахидзк не преминули заработать на этом очки. Оперативно доложили о сомнительности официальных сведений о швартовке и тем самым подтвердили информацию, наверняка уже полученную к тому времени с советских военных спутников.

Чаще ходите на званые обеды, товарищи разведчики, и вам обязательно улыбнется оперативное счастье в обличье такого вот старикашки или кого-то еще!

Британская армада наконец-то достигла Фолклендских островов и вступила в боевые действия с аргентинцами. В Англии начался ажиотаж, какого эта страна, вероятно, не переживала со времен Второй мировой войны. Телевидение и пресса были заполнены репортажами и сводками с театра военных действий. В парламенте шли бесконечные дебаты, причем, как я сейчас понимаю, непонятно о чем. Ведь Лейбористская партия, находящаяся в оппозиции, с самого начала в принципе поддержала курс правительства Тэтчер на решение проблемы силовым путем.

Самыми ярыми патриотами, защитниками лозунга «Ни пяди британской земли оккупантам!» оказались такие далекие от военных дел политики, как лидер лейбористов Майкл Фут, интеллигентнейший человек в профессорских очках с гигантскими линзами, и теневой министр обороны Джон Силкин. Даже по фамилии последнего видно, что он отнюдь не коренной англосакс. Пытаясь объяснить их пыл и рвение, мы в журналистских кругах сходились во мнении, что это своего рода компенсационная реакция людей, которые никогда не служили в армии либо не принадлежали к титульной нации. Они подспудно испытывали чувство вины за это и страх перед возможными обвинениями в отсутствии патриотизма.

В оглушительном хоре ура-патриотов и шовинистов, объединившем в едином порыве весь политический спектр Великобритании, звучал единственный серьезный голос против. Он принадлежал теневому министру иностранных дел, известнейшему и опытнейшему политическому деятелю, бывшему министру обороны и одному из вдохновителей создания НАТО Денису Хили. Он, как ни странно, твердо и последовательно выступал против применения военной силы, за начало переговорного процесса с аргентинцами.

Впоследствии Хили в одной из бесед со мной объяснил свою позицию так:

– Во время Второй мировой я был майором, командовал батальоном и принимал участие в боях на юге Италии. В отличие от подавляющего большинства нынешних политиков я не понаслышке знаю, что такое кровь, убитые и покалеченные солдаты. Надо сто раз подумать и использовать все возможные средства, кроме оружия, перед тем как начинать пальбу.

В такой обстановке самым удобным местом для журналиста-разведчика стали парламентские кулуары, а если быть более точным – знаменитый паб в палате общин. В кризисных ситуациях, будь то политика, экономика или война, там собирались все и вся, можно было встретить черта в ступе и узнать что угодно.

Моя работа по своей сути сводилась к тому, чтобы, отхлебывая из кружки замечательный, специально для парламента изготовленный биттер «Fed», тусоваться в кругу британской прессы и прочих персонажей, околачивающихся в пабе, слушать, что они обсуждают, и время от времени задавать невинные вопросики, подталкивающие их к выплеску новых порций информации. Особый интерес представляло то обстоятельство, что каждый час аккредитованных корреспондентов английских изданий собирали на закрытый брифинг, где перед ними выступали официальные представители Министерства обороны. Возвращались они оттуда с важными физиономиями людей, знающих больше других, тут же брали по новой кружке пивка и начинали небрежно разбрасывать вокруг себя отрывки конфиденциальной информации, полученной только что.

Один из таких рабочих деньков запомнился мне особенно ярко, потому что закончился полной отключкой. Приехал я в парламент где-то к открытию паба – не знаю, как сейчас, но тогда эти заведения начинали работать в 10.30 утра – и присел за столик с хорошим знакомым. Это был Боб Портер из «Дейли Мейл», здоровенный бугай-регбист. Не успели размяться первой пинтой, как Боб побежал на закрытый брифинг. Вернувшись минут через десять, он полушепотом пересказал мне все последние сведения с театра военных действий. Где кто наступает и отступает, какими силами, какова международная реакция самых значимых стран и все такое прочее.

Так продолжалось каждый час. Пинта пива – брифинг – информация, пинта – брифинг, опять пинта. Голова шла кругом, не вмещая новых сведений, мочевой пузырь разрывался, не вмещая пива.

Апофеозом того дня стал брифинг, на котором была озвучена информация, так и не попавшая в открытую печать. Военная операция временно застопорилась по причине повреждения авианосца «Инвинсибл». Это английское слово переводится как «непобедимый». На этом авианосце вертолетчиком служил второй сын королевы, принц Эндрю.

Часам к десяти вечера мы с Бобом вспомнили, что за целый день так ничего и не поели, но при этом выпили как минимум по десять пинт пива, если не больше. Мы зачем-то добавили по порции виски и, поддерживая друг друга, пошли искать свои авто, припаркованные где-то на Уайтхолле. Меня почему-то все время мучила мысль о том, что мне до дома всего несколько миль по центральному Лондону, а вот бедному Бобу придется рулить по моторвэю миль сто, не меньше. Ну да ничего, он же намного крупней и здоровей меня, регбист.

Как я доехал до дому, не помню. О том, что было бы, останови меня полиция, даже думать не хочу. Остальное знаю по рассказу жены. Взволнованная моим долгим отсутствием, она ждала на балконе, услышала щелчок переключения авто на задний ход, увидела, что я на редкость аккуратно припарковался, через минуту сама открыла входную дверь и приняла тело, которое прохрапело прямо в коридоре несколько часов. Вот так.

Созвонившись на следующий день с Бобом Портером, я узнал, что с ним все произошло с точностью один к одному. Это меня крайне обрадовало. Слава богу, не я один такой.

Да, я нанес ощутимый удар по собственной печени, однако значительно улучшил свои показатели информационной работы в преддверии отчета об очередном годе командировки.

Если разведчик не держит язык за зубами, то из этого может получиться невесть что. Однажды единственное неправильное движение языком чуть не стоило мне карьеры. А дело было так.

Пришел я как-то в посольство и увидел, что в центральном холле собралось слишком уж много людей, чистых дипломатов и их жен. Они что-то оживленно, хотя и вполголоса, обсуждали. Я спросил, в чем дело. Мне ответили, что произошло очередное выдворение, на этот раз помощника военно-морского атташе. Мы тут, дескать, обсуждаем, какой подарок на прощание вручить нашему товарищу. Ведь такой хороший, компанейский мужик.