Максим Баженов - Мой учитель Филби

В дверях «Буссолы» Хили обещал, что обязательно пригласит меня с семьей к себе в гости, в загородный домик в Сассексе. Я проводил его до начала Уайтхолла, где он, немного покачиваясь на нетвердых ногах от изрядной дозы спиртного, вскочил в автобус, следовавший в направлении парламента.

Из вечерней программы новостей я узнал, что буквально через пару часов Хили уже гневно обличал южноафриканских расистов на митинге солидарности с коренным населением не то ЮАР, не то Намибии. Его поведение было обычным, только лицо краснело больше, чем всегда.

В мае 1985 года Хили, единственный из английских политических деятелей, отправился в Москву на празднование сорокалетия Победы. Вернулся он полный впечатлений от краткой встречи с Горбачевым, о чем подробно рассказан по телевидению.

А через несколько дней Денис выступил в шоу одного известного английского комика. Его коронная история, сорвавшая взрыв хохота, выглядела примерно так.

После возложения иностранными делегациями венков к могиле Неизвестного солдата Хили замешкался и не заметил, как все иностранные гости куда-то исчезли. Поглазев по сторонам, он увидел дверь в Кремлевской стене, охраняемую часовым из КГБ. Денис уверенно направился туда, недолго думая, показал этому парию, вопросительно глядящему на него, какой-то документ, вытащенный из кармана. Часовой почтительно взял под козырек, и Хили оказался в Кремле. Только тут он понял, что предъявил свою пенсионную книжку.

– В этом нет ничего удивительного, – заявил Денис. – Как бывший боевой офицер, я знаю, что для проникновения в любой штаб, даже самый высший, главное не предъявляемый документ, а уверенность в себе и подобающий внешний вид.

Таков Денис Хили, бесспорно, выдающийся политик и государственный деятель Англии двадцатого века, в то же время великий балагур и эксцентрик. Грубиян и эрудит. Один из отцов натовских доктрин и одновременно едкий критик американской внешней политики. Экс-коммунист, ренегат, с теплом вспоминающий личные контакты с советскими представителями. Думаю, он, как никто другой, приблизил меня к пониманию сути традиционного лейборизма и вообще западноевропейской социал-демократии.

«Доведется ли нам, Денис, встретиться вновь после моего неожиданного и вынужденного отъезда из Лондона летом восемьдесят пятого года?» – раздумывал я.

Довелось!

Менее чем через год после нашего выдворения из Англии, в конце мая – начале июня 1986 года, Хили находился в Союзе в качестве заместителя главы парламентской делегации. Возглавлял ее заместитель Тэтчер, министр внутренних дел Великобритании Уильям Уайтлоу. Сначала встречи в столице на высшем уровне, затем – Тбилиси.

Я получил от «Нового времени» заказ на интервью, приехал в гостиницу «Советская» к моменту возвращения англичан из Тбилиси, ждал в вестибюле. Хили, взмокший от жары, стоявшей тогда в Москве, в своем неизменно темном, добротном костюме, появился в дверях первым.

Он пристально посмотрел на меня и воскликнул:

– А, Максим Баженов! Как поживает КГБ?

– Не хуже обычного, – ответил я. – Мне, собственно, хотелось бы взять у вас интервью.

– Ну что же, поднимайся ко мне в номер через пятнадцать минут.

С самою начала беседы Хили вел себя чрезвычайно тактично. Ни слова о случившемся в сентябре 1985 года. Он интересовался моей работой над диссертацией, обстоятельно отвечал на вопросы интервью, выражал восхищение стилем нового советского руководства.

– Ты не представляешь, они теперь не только говорят, но и слушают!

Единственное, с чем Денис был в корне не согласен, так это с антиалкогольными мерами, которые, по его мнению, ничего, кроме провала, не сулили.

Разговор наш был прерван телефонным звонком. Хили договаривался об интервью для английских журналистов.

Вдруг раздался стук в дверь, и на пороге появился Вилли Уайтлоу.

– Денис, я думал, ты один…

Хили поспешно встает из-за стола и направляется к двери. Между англичанами произошел непродолжительный разговор на тему о том, где и что сегодня вечером выпить. По крайней мере, это единственное, что мне удалось уловить.

Выпроводив Уайтлоу, Хили сказал:

– Прошу прощения, что не представил тебя. Боюсь, старика хватила бы кондрашка, узнай он, с кем я тут беседую.

– Все понятно, нет проблем, – ответил я. – В этой связи, может, вообще не ставить мою подпись под журнальным материалом?

Хили сперва сказал, что ему все равно, а потом поправился:

– Ты, наверно, прав. Лучше не дразнить гусей. Ведь и меня могут съесть в два счета. Спасибо за предложение. Между прочим, я не забыл о приглашении тебя с семьей к себе в Сассекс.

– Последний вопрос, Денис, – сказал я. – Естественно, не для публикации, а исключительно для моего понимания. Общаясь в Лондоне со мной, а до этого с Майклом Любимовым и другими советскими представителями, догадывались ли вы о том, что имеете дело с вражескими разведчиками?

– Понимаешь, Максим, у вас же добрая половина представителей чистые шпионы, а другая половина все равно вынуждена докладывать в КГБ о своих контактах. Это для нас, британских политиков, аксиома. Дело в другом. Ты же не будешь отрицать, что в Советском Союзе Комитет госбезопасности является самой информированной организацией и что к его мнению в первую очередь прислушиваются в Кремле? Значит, общаясь с разведкой, мы, британские политики – чаще лейбористы, но иногда и консерваторы, – имеем возможность напрямую и на более влиятельном уровне довести свои соображения и аргументы до высшего руководства СССР. Некоторые, конечно, опасаются открытых контактов с врагом, но люди вроде меня – самодостаточные и уверенные на все сто в своей идеологической правоте – не боятся использовать этот канал для продвижения своих политических целей. По крайней мере, таким был подход лейбористского руководства со времен Гарольда Вильсона. К тому же и от вас, советских разведчиков, порой можно узнать интересные детали, характеризующие советский политический курс. Ведь вы иногда неосознанно демонстрируете намного более высокую степень осведомленности, чем ваши чистые дипломаты и журналисты.

Тут настала моя очередь задуматься. Не правда ли, любопытно получается? Оказывается, не только мы их используем, во и они нас. Ведь мы действительно описываем в телеграммах аргументы и нюансы, почерпнутые от высокопоставленных представителей противоположной стороны, которые не всегда возможно или целесообразно озвучить в ходе протокольных дипломатических контактов и даже на встречах в верхах. Иными словами, мы делаем чрезвычайно полезную закулисную работу, приводящую к лучшему пониманию истинных позиций и намерений друг друга.