Максим Баженов - Мой учитель Филби

Я повел лорда под руку и осторожно помог ему опуститься на переднее пассажирское сиденье машины, защищая его голову от соприкосновения с дверью.

Путь до ресторана был неблизкий. Мы ехали медленно и коротали время за беседой. Естественно, вопросов у меня хватало.

– Скажите, Феннер, а вы встречались в Лондоне с Лениным?

– Вашего Ульянова-Ленина не припомню, – последовал ответ. – Возможно, он использовал тогда какой-то другой псевдоним. Из тех, предреволюционных, времен вспоминаю только меньшевика Ивана Майского. Впоследствии он долго был послом Советского Союза в Великобритании. Ну и, конечно же, Александру Коллонтай. Эту женщину забыть невозможно! – Тут мой пассажир не на шутку оживился, глаза его загорелись. – Я, начинающий журналист, впервые увидел ее в группе других русских революционеров примерно в двенадцатом или тринадцатом году. Ты просто не представляешь, какая это была женщина! Было тепло, солнечно, на ней было прозрачное платье, через которое… Между нами тогда сложились очень нежные отношения.

«Боже! – подумал я. – Так у него, оказывается, был роман с Коллонтай во времена, когда моя бабушка только собиралась выходить замуж. Уму непостижимо!»

Помечтав о прекрасной Александре Коллонтай, Феннер принялся рассказывать о своем недавнем девяностопятилетнем юбилее.

– Ты знаешь, что я сделал к этой дате со своей огромной библиотекой?

Подарил ее полностью индийскому посольству. Зачем мне эти книги?

Все самое главное в моей жизни вот здесь, в голове. Слава богу, память пока не подводит.

Память у старика действительно была кристальная. Причем чем дальше в глубину лет, тем лучше он представлял себе каждую деталь пережитого.

– И вообще, я же тебе, кажется, говорил о своем моральном принципе.

Если ты претендуешь быть лейбористским деятелем, защищающим интересы рабочего класса, то будь добр жить, как простые люди, – продолжал Феннер. – Давным-давно я определил для себя, что мои расходы на жизнь не должны превышать среднего заработка английских трудящихся. Ты не обижайся, по в этой связи я хочу сказать вот что. Я смотрю с неодобрением на советских профсоюзных боссов, приезжающих сюда, да и на ваше партийное руководство. Все в дорогих официальных костюмах, белых рубашках и при галстуках, вид начальственный, щеки надуты. Прямо буржуи какие-то, а не лидеры социалистического государства. Честно говоря, не очень это все здорово выглядит со стороны.

Я вспомнил, как в предыдущем году, в морозные январские дни, Брокуэй приехал в Москву по приглашению Советского комитета защиты мира. Я тоже оказался там в это время, не помню только, случайно или не совсем. По указанию начальства мы с Сашей Мединым организовали для Феннера обширную деловую и культурную программу. Одним из ее пунктов было посещение Александровского сада около Кремля, с подходом к Вечному огню у могилы Неизвестного солдата и стеле с именами великих социалистов прошлою.

Стела эта была перелицовкой царского монумента времен Александра Третьего. В 2013 году она обрела свой первоначальный вид, имена социалистов были стерты с нее.

Кто из нас может похвастаться, что знает их всех наперечет? Ну, Плеханов, Бакунин, Томас Мор и Прудон, еще несколько имен, но чтобы всех полностью, весь список – этого, как говорится, нам никто не задавал.

И вдруг мы с Мединым увидели, как глаза Феннера набухли от слез. Он буквально сотрясался от эмоций, нахлынувших на него.

– Боже, Уинстенлей! Это же один из величайших социалистов семнадцатого века. Я о нем написал целую книгу. Какие молодцы, что и его не забыли! Я тронут до глубины души, в очередной раз снимаю шляпу перед людьми, которые делали Октябрьскую революцию!

Шляпу, то есть меховую шапку-ушанку, мы снять Феннеру, конечно, не позволили, так как на улице стоял мороз, лютовало градусов двадцать пять, но момент этот нам отчетливо запомнился.

Наконец-то мы пробились сквозь лондонские пробки и доехали до итальянского ресторана. В зале было довольно оживленно. Феннер настроил на максимум слуховой аппарат, обвивающий его ухо, и начал говорить очень громко.

Для начала нам были предложены аперитивы, и мы остановились на виски, после чего попросили привести бутылочку анжуйского розового вина. Официантка осведомилась, что мы собираемся откушать.

Феннер улыбнулся, хлопнул аппетитную итальянку по попе и громко, на весь зал заявил:

– Дорогая, я вегетарианец с семидесяти пятилетним стажем. Принеси мне чего-нибудь сырного и овощного.

Девушка отошла от нас. Она явно пребывала в шоке. Люди, сидевшие за соседними столиками, начали с интересом поглядывать в нашу сторону.

За одним из них я заметил Хелен Виндзор, симпатичную девятнадцатилетнюю племянницу королевы, трапезничающую в обществе пожилой благообразной дамы. Озорная Хелен пыталась строить глазки мне, тогда еще молодому и смазливому. Но ее строгая дуэнья мигом разглядела красный лейбористский галстук моего компаньона, сделала настороженное лицо и отвлекла ее внимание на что-то другое.

Тут-то и начался настоящий кошмар оперативного работника.

– Дорогой мой! – провозгласил Брокуэй громким скрипучим голосом. – По твоей просьбе я поговорил с Тедди Кеннеди, и он поддержал идею проведения нашей акции против размещения в Британии крылатых ракет. После нашей последней встречи я также связался с Индирой Ганди, и она сказала, что миллионы индусов готовы взяться за руки и образовать гигантскую цепочку в знак протеста против ядерного оружия.

– Тише, Феннер, – сказал я. – Не надо посвящать в наши дела весь ресторан.

– А? Что? Тише? А я что, предосудительные вещи говорю?

В таком вот духе и продолжалась наша беседа. Я ничего не мог с этим поделать. В машине ведь тоже особенно не поговоришь, там, скорее всего, установлена подслушивающая техника. Слава богу, парод потихоньку терял интерес к чудаковатом у старику и возвращался к содержимому своих тарелок.

Отведав итальянского вегетарианского, Феннер потребовал еще стаканчик виски к кофе и закурил какую-то смешную, полностью обгоревшую трубку.

– Что, неказистая с виду? – осведомился он. – Ее мне подарил Александр Медин на одной из первых наших встреч. Ничего лучшего у меня не было в жизни. Представляешь, в ней куда-то исчезает никотиновая смола, так что мне почти никогда не приходится чистить ее.

Разумеется, после такого застолья вести Брокуэя и сажать его в машину было еще сложнее, чем утром. Я с помощью официанта сперва запихнул туда ногу старика, потом тело и голову, аккуратно предохраняя ее от контакта с дверным проемом, сам сел за руль и взял курс на парламент.

Брокуэй посасывал догорающую трубку, обильно посыпал пеплом галстук и костюм.