Максим Баженов - Мой учитель Филби

Вряд ли он много думал тогда о том, как живется простым советским людям, насколько ОНИ свободны. Главное состояло в том, что идеи, провозглашаемые в СССР, совпадали с его собственными. Он, конечно, не мог не знать о сталинских репрессиях, о невысоком уровне жизни в нашей стране, но, во-первых, не видел этого собственными глазами, во-вторых, выбор был уже сделан. А Ким Филби, надо сказать, был на редкость цельной личностью. Он никогда не отступал от единожды данного слова и от своих убеждений, не руководствовался конъюнктурными соображениями.

Подозреваю, что столкновение с советской действительностью шестидесятых годов прошлого века шокировало Филби. Но он стоически перенес все трудности адаптации и не позволил бытовым моментам возобладать над его коммунистическими убеждениями, хотя и сильно идеализированными.

За какой мирон боролся? Как человек, прошедший через две войны – гражданскую в Испании и Вторую мировую, – он вообще хотел мира. Вероятней всего, его представление о том, каким должен был быть послевоенный мир, в общем и целом совпадало с внешней политикой руководства СССР, которое тоже не хотело Третьей мировой войны, не правда ли? Но в нюансах Ким расходился с советской официальной точкой зрения. Он, например, считал явно преувеличенной угрозу со стороны НАТО. Не согласен он был и с вводом советских войск в Афганистан, считал, что афганскую проблему, если она вообще существовала, надо было решать другими средствами.

А вот развал СССР ему, скорее всего, не снился даже в самом фантастическом сне! Впрочем, как и всем нам, советским гражданам, а вместе с нами и лучшим аналитикам западных спецслужб.

– Филби верил, что социализм может стать реальностью. Расскажите об этой мечте. Как он работал на достижение этой меч ты в своей школе?

– Я уже упомянул о том, что, на мой взгляд, Ким был коммунистом-идеалистом. Он с юношеских лет мечтал о справедливом обществе, где все будут равны. А что, собственно, плохого в этой сказке, хотя она вряд ли достижима в реальной жизни? О социалистической мечте Кима мы с ним не говорили ни на семинарских занятиях, ни в личных беседах. Самым близким к этой теме была поездка Кима с женой Руфиной на Кубу в семьдесят восьмом году. Их принимал лично Фидель Кастро.

Филби долго находился под глубоким впечатлением от увиденного, его окрылило то, как кубинский народ под руководством своего харизматического лидера строил новое общество. Кстати, на видном месте в кабинете Кима всегда висел огромный портрет Че Гевары, полученный в подарок из Гаваны.

– Что думал Филби о политике и действиях Леонида Брежнева? А о Михаиле Горбачеве? Что одобрял и что нет?

– Филби даже в пожилом возрасте был человеком очень энергичным и деятельным. «Дали бы мне управлять каким-нибудь конкретным участком, например строительной компанией или таксопарком. Я бы уж навел там полный порядок», – говорил он. Поэтому его не могла не раздражать застойная, бездеятельная атмосфера брежневских времен. Говорят, он выключал телевизор, когда в девятичасовой программе «Время» появлялся престарелый Брежнев.

Эпоха перестройки, начавшаяся в восемьдесят пятом году, которая ассоциируется с именем Михаила Горбачева, взбодрила Филби, он с интересом следил за оживившейся политической жизнью в стране, за процессами либерализации. Но окончательных выводов относительно того, что происходило в то время, ему не суждено было сделать. Он ушел из жизни в разгар перестройки, в мае восемьдесят восьмого года. Нам остается только гадать, что сказал бы он по поводу последовавших за перестройкой событий.

Если честно, мне видится некая предопределенность в его уходе из жизни именно в последние годы существования Союза. Ведь Ким, как и вся его деятельность, полностью принадлежал к эпохе СССР. Возможно, он понимал, что вот-вот закончится его эпоха, а вместе с ней и смысл жизни.

– Почему советское руководство не воспользовалось талантами и умениями Филби?

– Правильней будет сказать так: воспользовалось, но далеко не в полной мере. Ким рассказывал, что, когда приехал в Советский Союз, был подобен переполненному котлу. У него было огромное количество ценнейшей информации, которая, как он считал, могла стать очень важным подспорьем в выстраивании внешней политики СССР, не говоря уже о работе против западных спецслужб. По мнению Филби, его потенциал не был в достаточной степени использован, и он был этим разочарован.

Почему так произошло? Наверное, потому, что к нему относились как к списанному материалу. Он считал себя кадровым советским разведчиком, а в Москве всегда числился как агент, очень ценный, но не более. Кроме того, как об этом ни больно говорить, его до самого конца считали чужаком и полностью не доверяли. Посудите сами, к работе с молодыми оперативниками Филби был допущен только в семьдесят пятом году, а выступить с лекцией перед руководящим составом ПГУ в ясеневской штаб-квартире разведки его пригласили лишь в семьдесят седьмом, на пятнадцатом году проживания Филби в СССР. Да и в восьмидесятые годы, незадолго до смерти Кима, некоторые консервативно настроенные деятели от разведки ворчали по поводу того, что он, дескать, непозволительно диссиденствуст и, кто его знает, может, продолжает работать на англичан.

– Что думал Филби об Андропове? Что одобрял и что нет? А о Черненко?

– Насколько мне известно, у Филби была как минимум одна личная встреча с Юрием Владимировичем Андроповым, когда тот был Председателем КГБ СССР. Ким неизменно отзывался об Андропове с большим уважением. О его отношении к Черненко я никогда не слышал. Да и не стоило о Константине Устиновиче рассуждать. Всем и так было ясно, что это временная, проходная фигура на посту высшего руководителя нашей страны.

– Можно прокомментировать, если бы советские руководители, особенно Горбачев, прислушивались к советам Филби, какой был мир сейчас?

– Если бы… У Филби, к великому сожалению, никогда не было прямого доступа к высшему руководству страны. Насколько мне известно, даже с начальниками разведки у него были лишь эпизодические церемониальные встречи. Все остальные контакты происходили на уровне среднего звена разведаппарата. Увы, такое вот отношение было к пенсионеру Филби. А Киму было что посоветовать советским руководителям. К примеру, предостеречь от афганской авантюры. Он прекрасно знал о провальных попытках англичан завоевать эту страну в девятнадцатом веке. Многое знал Ким о глубинных, тщательно скрываемых противоречиях между ведущими западными странами, поэтому его советы могли стать действенным подспорьем в выработке более гибкой внешней политики, чем та, что существовала тогда у СССР. Да и по другим вопросам его мнение было бы очень ценным.