Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

У сотрудников, которые в понедельник остались в офисе, был вид, словно они не уходили с работы все выходные.

Их белые рубашки под мышками стали желтыми, глаза слезились, а взгляд был отсутствующим.

Во вторник Гейл пришла на работу с аппаратом Mohawk Midgetapes, при помощи которого мы записывали телефонные звонки. Она сняла шляпу и перчатки и поставила записывающее устройство на свой стол рядом с пишущей машинкой, после чего подозвала нас. Мы подошли к ее столу, она нажала кнопку Play, и послышались звуки статики радиоэфира.

– А что мы слушаем? – спросила Кейти.

– Я вообще не слышу, – заметила Ирина.

– Тише! – шикнула на нас Гейл.

Мы склонились над записывающим устройством и услышали регулярные и тихие сигналы, похожие на стук сердца мыши.

– Вот что я записала, – гордо сказала Гейл и выключила магнитофон.

– И что же это?

– Говорили, что его слышно на частоте 20 MHz, – объяснила Гейл, – но на этой частоте ничего не было слышно. Я поняла, что приемник слабый, и как вы думаете, что я тогда сделала?

– Я вообще понятия не имею, о чем ты, – сказала Джуди.

– Я пошла на кухню и сняла москитную сетку. Моя соседка по квартире решила, что я сошла с ума.

– Кто знает, может, она была совершенно права, – заметила Норма.

– Подсоединила проводом приемник к москитной сетке, снова нашла частоту 20 MHz и записала звук, – Гейл понизила голос, – и все получилось.

– Что получилось?

– Я записала звуки спутника.

Мы переглянулись.

– Мне кажется, что об этом лучше поговорить после работы, – заметила Линда, оглядываясь по сторонам.

Гейл фыркнула.

– Это просто элементарно. Любой ребенок может это сделать.

– А что это значит? – шепотом спросила Джуди.

– Не знаю, – Гейл покачала головой и обвела вокруг себя рукой, как бы показывая на находившихся в здании людей. – Пусть они это выясняют.

– Может, это какой-нибудь код? – высказала предположение Норма.

– Или отсчет?

– А что произойдет, если эти сигналы прекратятся? – спросила Джуди.

Гейл пожала плечами.

– Это означает то, что вам надо начинать работать, – сказал появившийся сзади нас Андерсон. Все разошлись по своим местам, а Гейл продолжала стоять около своего рабочего стола. – А ты, Гейл, зайди ко мне на минутку.

– Когда?

– Прямо сейчас.

Мы смотрели, как Андерсон, а за ним и Гейл вышли из комнаты. Спустя двадцать минут Гейл возвратилась, держа платок у носа. Норма встала, но Гейл замахала на нее рукой, показывая, чтобы ее оставили в покое.

Закончился октябрь. Листья стали желтыми и красными, затем коричневыми, а потом и вовсе опали. Из дальних углов шкафов мы вынули зимние пальто. Комары исчезли, в барах начали рекламировать глинтвейн, и в городе запахло горящими листьями. Кто-то поставил на стойку ресепшен тыкву, в которой были вырезаны серп и молот, а мужчины во время традиционного розыгрыша сладостей на Хэллоуин ходили по отделу СР и наливали друг другу шоты водки.

Наступил ноябрь. Русские запустили в космос еще один спутник. На этот раз на борту была собака Лайка. Кейти повесила на стене в комнате для отдыха персонала объявление с фотографией пропавшей собаки и надписью: «Дворняжник: последний раз видели на орбите вокруг Земли». Начальство шутку не оценило и приказало немедленно это снять.

Атмосфера в Агентстве была напряженной. Нас часто просили оставаться после работы, чтобы стенографировать встречи, проходившие после окончания рабочего дня. Иногда, если мы сидели до девяти, нам покупали пиццу или сэндвичи. Но зачастую мы работали без перерывов, поэтому на всякий случай по утрам брали с собой больше еды, чем обычно.

Вскоре появился отчет Гайтера, в котором Эйзенхауэру сообщили то, о чем он уже и так знал, а именно, что в космической гонке ядерных вооружений, да и практически в любой другой гонке с русскими, мы отставали больше, чем думали.

Но, как выяснилось, у Агентства был припасен один козырь.

У русских были спутники, а у нас – книги. В то время мы считали, что книги могут быть мощным оружием, а литература в состоянии изменить ход истории. В Агентстве понимали, что для того, чтобы изменить людей, потребуется время, но с другой стороны хорошо осознавали то, что борьба двух идеологий – это не спринт, а марафон. Даже во времена существования Управления стратегических служб искусство, литературу и музыку использовали как средство идеологической борьбы. Смысл работы Агентства в этом направлении был простой: показать, что советская система не допускает свободы мысли, а государство преследовало творческих людей, мешало их работе, а также цензурировало их произведения. Тактика – всеми доступными способами обеспечить доступ граждан СССР к культурным ценностям.

Все началось с того, что через границу запускали метеозонды, к которым был привязан груз антисоветских брошюр. Потом мы начали отправлять по почте запрещенные книги в страны, находящиеся за железным занавесом. Изначально сотрудники Агентства отправляли эти книги в обычных посылках в надежде на то, что хотя бы часть из этих посылок останется незамеченными, и они дойдут до адресата. Однажды во время встречи по поводу книг Линда предложила идею – вставлять книги в обложки с безобидными названиями разрешенных художественных произведений. Некоторые из машинисток нашли несколько таких книг, как «Паутина Шарлотты» [6] «Паутина Шарлотты» ( англ . Charlotte’s Web) – детская книга американского писателя Элвина Брукса Уайта, опубликованная в 1952 г. и «Гордость и предубеждение» [7] «Гордость и предубеждение» ( англ . Pride and Prejudice) – роман Джейн Остин 1813 года. , сняли с них обложки, в которые вклеили запрещенную литературу, отправляемую потом по почте. Естественно, мужчины сказали начальству, что это была их собственная идея.

В это время в Агентстве приняли решение о необходимости более серьезно отнестись к войне слов и идей.

Некоторым сотрудникам поручили открыть несколько издательств и литературных журналов, в которых мы могли бы продвигать свои идеи. Казалось, что Агентство превратилось в книжный клуб, субсидированный секретным бюджетом. В этих журналах и издательствах поэтам и писателям неплохо платили. В любом случае для творческих людей сотрудничать с этими изданиями было гораздо выгодней, чем ходить на литературные вечера с бесплатным вином. Агентство настолько серьезно занялось издательской деятельностью, что казалось, будто мы получали за это часть гонорара.

Мы стенографировали встречи сотрудников, на которых те обсуждали, какие книги лучше использовать для идеологической борьбы. Они с пеной у рта обсуждали преимущества романа Оруэлла «Скотный двор» по сравнению с романом Джойса «Портрет художника в юности» с точки зрения идеологический борьбы. Они говорили о книгах, словно их критические замечания будут напечатаны в литературном разделе Times. Они настолько серьезно относились к своей работе, что нам казалось, будто мы оказались на семинаре по литературе в колледже. Кто-то делал какое-либо утверждение, после чего кто-то другой высказывал возражение, и все сцеплялись в жарком литературном споре. Они могли спорить часами, и не скроем, что мы могли разок-другой задремать во время такой долгой дискуссии. Однажды Норма позволила себе заметить, что считает, будто серьезные и фундаментальные темы, которые поднимает Сол Беллоу, гораздо более интересны и важны, чем красивые предложения Набокова, после чего ее больше никогда не приглашали стенографировать на встречи для обсуждения книг.