Юрий Поляков - Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Когда фильм вышел в эфир, стало ясно: цензура у нас никуда не делась, она благополучно пережила крушение «коммунистической деспотии». Были вырезаны невинные эротические сцены, что, впрочем, объясняется борьбой за общественную нравственность, основательно расшатанную тем же самым телевидением, которое на протяжении десятилетия любило в утренних семейных воскресных передачах пофилософствовать о тяжком хлебе ночных бабочек и странностях однополой любви. Но из фильма были выброшены ещё и все сцены, касающиеся странностей августовского путча 1991 года и антиконституционного ельцинского переворота октября 1993-го. Вот такое демократическое ТВ.

Сказать, что фильм не удался, я не могу. Однако тот диалог стилей, который возможен в литературном произведении, будучи перенесён в кино, оборачивается безжанровостью и сбивает столку зрителей. У меня, кстати, большой опыт по части экранизаций, начиная с нашумевшего фильма «ЧП районного масштаба» Сергея Снежкина. Вместе с «Маленькой Верой» Василия Пичула эта лента в 1988 году стала символом перестроечного кино: и в смысле смелости, и в смысле злобного мифотворчества по отношению к советской цивилизации. Вот и Мурад, воссоздавая доперестроечные времена, прежние коллизии и типажи, руководствовался не столько моим романом, сколько штампами, которые успели сформироваться в постсоветский период. К моему удивлению, режиссёр, выходец из элитарного бакинского клана, плохо знал советские реалии и русский московский уклад, то есть ту среду, где разворачиваются события семейной саги. После просмотра чернового монтажа я с удивлением спросил:

– Мурад, а почему у тебя в райкоме комсомола везде висят портреты Маркса?

– Разве не висели?

– Конечно, нет. В 20-е годы, может, и висели. А в 80-е только Ленин – в зале заседаний, генсек – в кабинете первого секретаря, а в рабочих комнатах – Макаревич какой-нибудь, «Песняры», София Ротару… Ты разве никогда не был в райкоме?

– Нет.

– Как это так? За границу ты же выезжал?

– Выезжал.

– Значит, за характеристикой в райком всё-таки приходил!

– Нет. Мне домой приносили.

Всё-таки творческому деятелю лучше являться на свет в семьях попроще: жизненный обзор шире.

Между тем с чувством известного самодовольства могу сообщить: почти все мои романы и повести экранизированы. Впрочем, я выразился неверно. Правильнее сказать: по мотивам моих сочинений снято кино. В одних случаях, как в фильме «Сто дней до приказа» Хусейна Эркенова, от первоисточника осталось не больше, чем от героя Гражданской войны Сергея Лазо, брошенного врагами в паровозную топку. В других случаях режиссёры отнеслись к литературному материалу с большим пиететом. Это прежде всего «Апофегей» и «Козлёнок в молоке». Но такого, чтобы можно было воскликнуть: «Это я, я на экране!» – пока ещё не случалось. И скорее всего, никогда не случится, ибо от экранизации нужно ждать не подобия (оно в принципе невозможно), а соответствия. И ещё экранизации, даже не очень успешные, расширяют круг читателей. А если, посмотрев фильм, люди говорят: «Книга лучше!» – это не только комплимент автору, но и лишнее подтверждение неправоты Ленина: из всех искусств важнейшим была и остаётся литература, а театр, кино, телевидение – всего лишь живые тени изящной словесности.

Добавлю, что «Побег» переведён на многие языки, но наибольший успех обрёл в Китае, где был признан лучшим переводным романом 2003 года, из чего я делаю вывод: проблема Человека Убегающего актуальна не только для русских, простите, россиян, но и для китаян. Более того, по решению ЦК КПК был напечатан дополнительный тираж специально для чиновников, взаимодействующих по службе с Россией. Мудрые красные конфуцианцы решили, что мой семейный роман даст государственным мужам Поднебесной гораздо больше сведений о нашей стране и её новейшей истории, чем самые дотошные политологические исследования и статистические выкладки.

Но и с переводами не всё так просто. Однажды небольшое мюнхенское издательство по совету известного германиста Юрия Архипова решило выпустить на немецком языке мой роман «Замыслил я побег…». Чтобы не возникли трудности с реалиями социализма, переводчицу нашли среди «ости», то есть «гэдээровок». Я с ней встретился в Лейпциге на знаменитой книжной ярмарке и ответил на множество дотошных вопросов, касающихся подробностей советской жизни, аппаратных механизмов и редко употребляемых русских слов, в том числе окказионализмов. «С такой скрупулёзной переводчицей, – подумал я, – успех обеспечен!» Однако хозяин издательства, прочитав готовый перевод, остался недоволен: «Герр Архипов уверял, что это самый искромётный и весёлый роман в современной русской литературе. Ничего смешного там нет. За что я заплатил девять тысяч евро?» Дали прочитать рукопись двуязычному рецензенту, он оценил смысловую точность перевода, но пришёл к выводу, что старательная «ости» от природы лишена чувства юмора, особенно на вербальном уровне, она даже не ощутила иронию, пронизывающую всю книгу от начала до конца. Заплатить кому-то ещё девять тысяч евро издатель оказался не в состоянии, и моя семейная сага на немецком языке так и не вышла.

Закончив «Побег», я решил, что закрыл, как говорится, «семейную» тему, и сел сочинять маленький рассказ, сюжет которого мне подсказал один забавный случай. Как-то раз меня пригласили на ТВ – поучаствовать в «Большой стирке» Андрея Малахова, только-только появившейся тогда в эфире. В этом трёп-шоу, если помните, участники какого-нибудь житейского конфликта на глазах миллионов зрителей бурно, чуть не до драки, обсуждали свои кухонно-постельные проблемы, а приглашённые эксперты потом оценивали ситуацию и давали семейно-бытовым супостатам мудрые советы и рекомендации по примирению. Такими экспертами в тот раз оказались певец Валерий Меладзе и я. Мы, сидя в закулисной засаде, по монитору с возмущением следили за семейной драмой – её содержание прочитавшим повесть «Возвращение блудного мужа» известно. Мы смотрели, обмениваясь мнениями, дружно возмущались наглостью разлучницы-секретарши, а потом вышли к публике и принялись искренне наставлять участников скандала на путь истинный. Лично я сказал какую-то прочувствованную речугу о мужской доблести, которая сводится к тому, чтобы сохранить брак любым способом, чуть ли не ценой собственной жизни. Страсть к стилистическим красотам иногда заводит писательское воображение туда, куда самих литераторов никакими палками не загонишь!

И лишь после съёмки, избавляясь от телемакияжа, мы со знаменитым певцом вдруг с изумлением обнаружили, что нас надули самым незамысловатым образом: в гримёрку шумно ввалилась вся компания имитаторов: и брошенная жена, и закобелившийся супруг, и нахалка-секретарша, и проклявший отца сын… Живо и профессионально они обсуждали, насколько удачно им удалось заморочить публику. Такие подставы тогда были ещё внове, и мы с Меладзе попались: вместе с миллионами простодушных невольников телеэфира приняли неузнаваемых актёров за жертвы реальной семейной драмы. Оставалось проклинать своё простодушие, оставшееся в наших искушённых мужских душах, вероятно, ещё с пионерских времён!