Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Ситуация, которая так расстраивала Корниенко, дала возможность позлорадствовать некоторым высокопоставленным чиновникам. Не смея открыто противопоставить Брежневу свое мнение о том, как надо строить отношения с Соединенными Штатами, эти люди не могли прямо заявить: "Мы же вас предупреждали!” Зато в частных разговорах они давали себе волю.

Новая волна воинственности чувствовалась в высказываниях работников ЦК по отношению к странам "третьего мира”. В политике, связанной с ними, ожидался подъем активности и авантюризма.

Однажды вместе с Вадимом Загладиным — влиятельнейшим специалистом по вопросам пропаганды в ЦК, мы зашли поужинать в "Арагви” — грузинский ресторан на улице Горького. Он весь кипел, когда заговорил о тупике, в котором оказались отношения с Вашингтоном.

— Полюбуйтесь, куда Громыко и ваши прекрасные американцы завели нас! Мы, собственно, никогда не доверяли им, и было ошибкой потратить так много времени на попытки расположить их. Мы что — будем теперь вот так кувыркаться с каждым новым президентом? Я предпочитаю французов. Они неуступчивы, но хотя бы последовательны. Ваши же американцы с их зигзагами… Но мы положим конец всему этому! — В голосе его звучало тайное ликование.

— Американцы — не мои, — возразил я.

— Ах, оставьте. Вы находитесь в Америке так долго, что уже сами стали американцем.

Колкость Загладила не содержала второго смысла, но слова его напомнили мне об осторожности. Конечно, он не подозревал меня ни в чем, но не исключено, что какой-то разговор обо мне дошел до него. Я видел какие-то признаки ужесточения правил секретности в министерстве. У меня не возникло мысли, что это хоть в какой-то мере относится ко мне лично, но и исключить такого предположения я не мог. Я перевел разговор на более безопасные темы, стараясь сохранять легкий, непринужденный тон. Узнать от Загладила еще что-нибудь мне не удалось.

Вернувшись в Нью-Йорк, я доложил о моих московских встречах и впечатлениях Бобу Элленбергу — человеку из ЦРУ, который сменил Берта Джонсона. Я высказал свое мнение, что для адвокатов детанта в Москве настало не лучшее время. Тем не менее Корниенко подтвердил мне намерение Громыко встретиться с президентом Картером в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. По словам Корниенко, встреча с Вэнсом в марте "была полезной, до определенной степени, хотя ряд вопросов остался нерешенным”. Он утверждал, что "многое прояснится после того, как Андрей Андреевич сможет обсудить важные проблемы лично с президентом”.

Снова Советский Союз собирался предпринять попытку восстановить "прямую связь” с Соединенными Штатами, которую Громыко всегда предпочитал. Скорее всего, действительно, не было иной, более обнадеживающей возможности решить дела, занимавшие обе сверхдержавы, как личная встреча двух людей, наделенных наибольшей политической властью. Тем не менее взаимопонимание, достигнутое лидерами, не всегда находило поддержку у их окружения, Брежнев еще мог подавить потенциальных оппонентов в Москве, хотя их сила возрастала. Но американский президент не мог добиться своего собственного переизбрания и еще менее — мог дать гарантии, что новая администрация будет последовательно проводить старую внешнюю политику.

В любом случае осенью 1977 года советское руководство и администрация Картера не думали о далеком будущем советско-американских отношений. Главная задача заключалась в том, чтобы восстановить обычные рабочие отношения, которые повели бы к оживлению испускавших дух переговоров по СОЛТ.

Громыко прибыл в Америку в конце сентября. Он был заметно обеспокоен необходимостью найти выход из тупика, в который зашли отношения СССР с картеровской администрацией. Нарушив обычный распорядок, Громыко прежде всего отправился в Вашингтон на встречу с Вэнсом и Картером.

По возвращении в Нью-Йорк его первой заботой было переправить в Москву детальный отчет о встрече в Белом Доме, Громыко сам не писал телеграммы, перепоручая это дело своему переводчику Виктору Суходреву, которому он сначала диктовал текст послания по своим заметкам. На этот раз послание содержало около пятидесяти страниц и включало широкий спектр вопросов — советско-американские отношения, СОЛТ II и наиболее важные международные проблемы. Нетерпение Громыко возрастало по мере того, как шло время, а послание все не поступало к нему для прочтения и одобрения.

— Где Сухо древ? — ворчливо спрашивал он. — Наверное, чай пьет?

Наконец Суходрев появился.

— Как я могу, Андрей Андреевич, за один час сделать запись разговора, который продолжался три часа? — проговорил он в ответ на упреки Громыко.

На этот раз министр подавил раздражение и молча углубился в чтение текста, принесенного Суходревом.

Когда я спросил Громыко об его оценке переговоров с Картером, он ответил коротко:

— Это все есть в телеграмме. Вы можете прочитать. — Направляясь в спальню квартиры в Миссии, он неожиданно остановился около двери и, повернувшись ко мне, слабо улыбнулся. — Не так плохо, совсем не так плохо, как мы ожидали, — сказал он.

Когда Картер поднял вопрос об Анатолии Щаранском, Громыко разозлился. Как он написал об этом в своем отчете, "Картер настрлько невежественен, что не нашел ничего лучшего, как поднять на щит это микроскопическое дело об одном человеке, не понимая, что такие вопросы не сочетаются с обсуждением отношений между нашими странами”. Однако Громыко пришел к заключению, что "иметь дело с Картером — можно. Он недостаточно искушен в целом ряде вопросов и, возможно, мы сумеем вынудить его согласиться на многое из того, что нам необходимо”.

Громыко осознавал, что твердая позиция в вопросах прав человека у Картера сочетается с невероятно наивным представлением о Советском Союзе. Из того, что Громыко говорил, выходило, что Картер верил в СССР как в честного партнера, с которым можно иметь дело, как с любой из западных демократий. Наконец, противоречивое соглашение СОЛТ II было завершено и на какое-то время создалось впечатление, что детант будет возрожден. Но вскоре Советский Союз совершил интервенцию в Афганистан. Это был шаг, который открыл Картеру глаза на сущность советской системы и показал ему, какова истинная цена объятий медведя.

Курт Вальдхайм после переизбрания его на пост Генерального секретаря ООН в 1976 году собрался побывать с официальным визитом в нескольких странах. В число их был включен Советский Союз. Я работал над устройством и расписанием его визита. Работа была не из легких. В своих телеграммах в Москву я постоянно подчеркивал, что для укрепления нашего положения в ООН необходимо принять в Москве Вальдхайма с тою же любезностью и с теми же почестями, какие были оказаны ему в Пекине и Лондоне, Вашингтоне и Париже.