Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Собственно, Громыко сам, что называется, вырыл себе яму. Относительно скромный в личной жизни, он тем не менее на этот раз совершил нехарактерный для себя поступок, который можно было расценить как злоупотребление служебным положением. По настоянию жены, Лидии Дмитриевны, он привлек министерских рабочих к строительству личной дачи и заодно воспользовался фондами стройматериалов, выделенными министерству. В московском пригороде Внуково для него построили уютное кирпичное зданьице. Среди советской элиты такие нарушения закона встречались и встречаются постоянно, и на них обычно смотрят сквозь пальцы. Как только у человека появляется возможность использовать служебное положение в личных целях, он сразу же стремится извлечь из этого выгоду — и действительно извлекает. Между прочим, я тоже прибегал к услугам персонала министерства, когда в конце 60-х годов мне понадобилось переоборудовать свою московскую квартиру.

За подобные вещи наказывают лишь в исключительных случаях. Высокое положение в государстве надежно защищает от какого бы то ни было скандала.

Но Вышинский, узнав о строительстве дачи, добился, чтобы Громыко вынесли формальный выговор по партийной линии и отправили его послом в Лондон. Вместо Громыко первым заместителем Вышинского стал Яков Малик, выдвинувшийся в 30-е годы как стукач, усердно сотрудничавший с органами госбезопасности, а на рубеже 40-50-х годов сменивший того же Громыко на посту руководителя советской делегации в ООН. Там он усиленно демонстрировал свои яро антиамериканские настроения. Малик был явно доволен тем, что Громыко выжили из министерства, а тот, надо полагать, смотрел на свое назначение в Лондон как на ссылку.

Смерть Сталина в марте 1953 года привела к внезапному повороту в судьбе Громыко. Вышинский был снят, полетели со своих постов и многие из его приятелей. Теперь уже Малик был вынужден отправиться послом в Англию, а Громыко вернулся оттуда, чтобы занять в Москве все ту же должность первого заместителя министра иностранных дел.

С этого времени карьера Громыко развивалась уже беспрепятственно, его авторитет рос. Хотя министром иностранных дел его назначил не кто иной, как Хрущев (в 1957 г.), Громыко пережил падение своего патрона; было известно, что Хрущев за спиной Громыко укреплял позиции своего зятя Алексея Аджубея, выделив в его ведение часть внешнеполитических вопросов.

Во времена Хрущева Громыко принял важное для своей дальнейшей карьеры решение, выказав себя очень прозорливым человеком. Он всячески опекал Леонида Брежнева, занявшего при Хрущеве чисто декоративный пост председателя Президиума Верховного совета. Многим из окружающих Брежнев представлялся бесцветным, заурядным партийным карьеристом. А Громыко и на этот раз не изменили чутье и удача.

Когда Брежнев, готовясь к встречам с руководителями зарубежных стран, нуждался в помощи, его всякий раз выручал Громыко. Он вполне серьезно полагал, что Брежнев как номинальный глава государства должен быть на высоте положения. Иногда он и сам выступал на пресс-конференциях от имени Брежнева. А когда ему стало известно, что тот нуждается в человеке, который писал бы за него тексты выступлений, Громыко уступил своего "речевика” — Андрея Александрова-Агентова. Наряду с другим бывшим мидовцем Анатолием Блатовым, Александров-Агентов постепенно сделался доверенным лицом Брежнева и влиятельным советником по вопросам внешней политики. Оба удостоились этой чести по протекции Громыко.

Громыко укреплял свои связи с Брежневым и по чисто личной линии. Он занялся охотой, так что мог теперь составлять компанию партийному вождю, когда тот совершал вылазки за город, чтобы заняться любимым спортом. До того физические упражнения, практиковавшиеся Громыко, сво-дались к утренней разминке с гантелями и случайным прогулкам. Вначале он смотрел на охоту как на способ убить время, но потом основательно увлекся ею. Никогда не приходилось мне видеть его в таком отменном настроении, как в одно из воскресений в 1972 году, когда он явился на свою внуковскую дачу незадолго до обеда, гордо неся в руке изрешеченную дробью утку, подстреленную им этим утром. Он довольно улыбался и был совсем не похож на того угрюмого субъекта, каким его знает весь мир.

Благодаря Брежневу, которого он звал запросто Леней, Громыко не только упрочил свое положение, но и сделался действительным хозяином советской внешней политики. Оттеснив Косыгина и взяв на себя ответственность за иностранную политику, Брежнев превратил Громыко из советника и консультанта в одного из сотворцов этой политики (другим он считал самого себя). Это превращение было формально закреплено в 1973 году, когда Громыко стал членом Политбюро.

Многие западные наблюдатели упускают из виду это изменение статуса Громыко в брежневский период. Генри Киссинджер ошибается, оценивая Громыко как "проводника, но не творца, политики” [5] Henry Kissinger, White House Years. "Little, Brown", 1979, p.789. вплоть до его ввода в Политбюро в 1973 году. Фактически Громыко принимал активное участие в формировании советской политики и до этой даты. Его действительный статус ускользал от внимания заграницы по той причине, что Громыко — не из тех, кто любит публично демонстрировать (особенно иностранцам) свою реальную власть и влияние. Всегда скрытный и замкнутый, он предпочитает держаться в тени.

Одновременно с Громыко членом Политбюро был избран Юрий Андропов, председатель КГБ. Этих двух выдающихся политических деятелей не связывали узы личной дружбы, тем не менее их отношения были весьма сердечными. Громыко никогда не любил чинов КГБ. Он и в особенности его жена всегда относились к "органам” с известным недоверием и в присутствии офицеров КГБ сразу как-то настораживались. Но Андропова Громыко считал не просто очередным руководителем КГБ; тот, в свою очередь, относился к Громыко с особым уважением. Отношение Андропова к Громыко как к старшему было особенно заметно потому, что оно являлось необычным в среде советских политических деятелей приблизительно равного ранга. Причиной его, несомненно, следует считать то обстоятельство, что, занимая в свое время дипломатический пост, Андропов был подчиненным Громыко. Внешне эта особенность их взаимоотношений проявлялась в том, что Андропов регулярно навещал Министерство иностранных дел и надолго уединялся с Громыко для обстоятельного обмена мнениями. Громыко не наносил ему ответных визитов и вообще, в отличие от многих других деятелей из кремлевской верхушки, никогда не бывал в Комитете госбезопасности. Дружеским отношениям Громыко и Андропова немало способствовало и то, что Громыко усиленно опекал сына последнего — Игоря, который избрал профессию дипломата.