Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Из-за своей близости к Комитету Луи, несомненно, представлял интерес для Запада, но никто так и не сумел доказать, что он был двойным агентом, хотя слухи об этом ходят по сей день.

О пленках с записями хрущёвских воспоминаний Луи впервые узнал от моего отца. Можно предположить, что, как сотрудник КГБ, он заинтересовался ими с целью дискредитации, в надежде, что они выставят Хрущёва в негативном свете. Но в итоге в негативном свете вышел Сталин, не Хрущёв. Такова была постоттепельная реальность: часто даже те, кто служил режиму, оказывались против его монолитного единства. Как рассказал мне историк Рой Медведев, в доскональности изучивший работу КГБ, Луи принадлежал к той фракции внутри ведомства, которая не хотела полного возврата к сталинизму. Большинство из этих людей не были ни либералами, ни сторонниками Хрущёва. Но они — и Луи в том числе — боялись, что Брежнев зайдет слишком далеко.

Деньги тоже играли не последнюю роль. Работа агента, несомненно, неплохо оплачивалась, да и позиция корреспондента иностранной газеты (имевшего, к тому же, британскую жену) имела свои преимущества в СССР. Трехэтажный дом Луи мог похвастать такими немыслимыми для советского человека роскошествами, как собственный бассейн, теннисный корт, безупречный газон и гараж с коллекцией автомобилей самого престижного класса, включая «бентли» и «мерседес»-кабриолет. По свидетельству Шектера, за мемуары Хрущёва Луи получил несколько сотен тысяч долларов, а изначально запросил ещё больше [122] См.: Schecter. Sacred Secrets. P. 235. .

Часть этой суммы, как пояснил Шектеру Луи, якобы предназначалась семейству Хрущёвых, но моя мама уверяет, что ни она, ни старшие Хрущёвы не получили ни рубля из этих денег. Луи также потребовал от издателей гарантии, что для советских властей ни автор — Никита Сергеевич, ни его дети, ни сам Луи не будут иметь никакого отношения к изданию. Я полагаю, именно поэтому мой покойный отец оказался таким удобным козлом отпущения: он же не был Хрущёвым.

В 1960-е годы «Тайм», конечно, имел дело только с Луи и ничего не знал о ситуации внутри хрущёвской семьи. Главной целью, которую «Тайм» преследовал, публикуя мемуары, было раскрытие внутренних механизмов работы Кремля. Оттепель уже многое изменила в восприятии. Сталин был властью абсолютной и непогрешимой, но секретный доклад деда показал, что коммунистические лидеры могут ошибаться и что обитатели Кремля не обязательно должны быть небожителями. Переиздание мемуаров четырнадцать лет спустя помогло обнажить и другие недостатки коммунистической системы, что, возможно, приблизило её крах. Другой целью «Тайм» было соблюдение священного принципа журналистики — защита источника информации, что и было достигнуто.

Однако побочным, никем не предусмотренным следствием этой дерзкой операции эпохи холодной войны стало то, что она упрочила поселившееся в моей маме чувство бесполезности борьбы за справедливость. Ощущая своё бессилие, она ни разу не высказала никаких претензий Луи и даже продолжала с ним осторожно дружить. Она и сегодня опасается возможных последствий, с неохотой говорит о Луи и не хочет, чтобы я о нём много писала. Может быть, потому что он оказался не чужд сочувствия и был очень добр с нами после смерти папы. Разумеется, я уверена, не из чувства вины, что запятнал его имя. Но что бы там ни чувствовал Виктор Луи лично, в политике и шпионаже, особенно в годы холодной войны, этика, мораль и прочее вещи отходили на задний план. На первом были результаты.

Я запомнила Виктора, который был нашим соседом по даче, высоким и обаятельным мужчиной — в ту пору я считала, что все шпионы красавцы — хотя и не таким высоким и обаятельным, как мой папа, по которому я очень скучала. Луи и его жена пускали нас с сестрой поплавать у них в бассейне. Это была фантастика; мы всякий раз чувствовали, будто побывали за границей. А ещё Виктор иногда привозил нам из зарубежных поездок красивые платья и жвачку.

Оглядываясь назад, я понимаю, что вина отца состояла, по крайней мере, в одном: он — по-видимому, из карьерных соображений — представил Виктора Луи деду и дяде Сергею. В 1966 году отец и Виктор Суходрев, бывший переводчик Хрущёва, привезли Луи в Петрово-Дальнее познакомить с Никитой Сергеевичем. Отец уже начал работать с Хрущёвым над его воспоминаниями, но тот визит, по всей видимости, не имел к этому отношения. Луи просто хотел познакомиться с бывшим советским лидером. Сегодня я думаю, что отец должен был осознавать, к чему эта встреча могла привести. Суходрев уже работал переводчиком у Брежнева, но сохранил теплые чувства к прежнему боссу, а Луи, его друг (и возможный контакт в КГБ), радовался возможности лицезреть живую историю — бывшего руководителя Советского государства на пенсии, шагающего по тыквенным грядкам и гуляющего по лесным тропинкам в окрестностях его дачи. Отец фотографировал, а Луи снимал всё на кинокамеру — как он сказал, для себя, для личного пользования.

К ужасу моей матери, отснятый материал появился вскоре в документальном фильме NBC «Хрущёв в ссылке. Его мысли и откровения» (1967). В фильме не было ничего предосудительного, но поскольку запрета на контакты с иностранцами никто не отменял, уже сам заголовок и время выхода фильма стали достаточным основанием для беспокойства властей. Они немедленно сменили одного из охранников хрущёвской дачи на более сурового и бдительного. Мама тоже приняла меры: с тех пор всякий раз, когда дед приезжал навестить нас в Переделкино, она никогда не приглашала Луи, хоть он и жил по соседству.

Как бы то ни было, но в течение многих лет после выхода книги Виктор Луи и дядя Сергей не делали ничего, чтобы пресечь слухи вокруг моего отца. Только в 1990 году, когда публикация мемуаров на Западе уже рассматривалась не как акт предательства, а как некий героический поступок, дядя Сергей наконец признал, что Лев Петров не имел к этому отношения. В своей книге «Хрущёв о Хрущёве», опубликованной в Америке, он написал, что именно он передал мемуары «коллегам» (то есть, Луи).

Когда книга Сергея готовилась к печати, он как-то поздно вечером заехал к нам, забрал маму и отвез к себе домой, где прочел ей отрывки о передаче мемуаров, чтобы проверить её реакцию:

Издатель беспокоился, не подсовываем ли мы ему фальшивку… Мы не могли им написать сами, это было бы слишком опасно. Наши коллеги нашли решение в виде использования фотокамеры. Отец получил из Вены две широкополые шляпы, одну ярко-красную и одну черную. Чтобы убедиться, что они имеют дело с нами, а не с какими-то самозванцами, издатель попросил нас прислать фотографии отца в этих шляпах… [Отец] получил большое удовольствие от этой ситуации… он любил остроумных людей [123] Khrushchev Sergei. Khrushchev on Khrushchev. Little, Brown & Co, 1990. P. 251. .