Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Мама была потрясена и подавлена.

― Ты же знаешь, что это неправда, — сказала она Сергею. — Отец бы никогда не одобрил передачи. А эта глупость со шляпами? Тоже мне умник нашёлся! Отец был известен своими шляпами, и все знали, что он любит получать их в подарок. Так что нетрудно было состряпать такую историю и приложить к ней фотокарточку.

― Лев был болен, — возразил Сергей. — Ты нечасто бывала в Петрово-Дальнем, так что не можешь знать. И потом, какая разница — Льва и отца давно нет.

Но моя мама знала, о чём говорит. Хрущёв хотел, чтобы его воспоминания прочитали в Советском Союзе, но он никогда бы не передал их добровольно за рубеж [124] Луи, по всей видимости, сказал Шектеру, что нашей семье очень понравилась книга, что бабушка Нина даже помогала переводить её на русский для Никиты Сергеевича. Но, по свидетельству мамы и тёти Рады, бабушка никогда не говорила о мемуарах. Она с самого начала считала ошибкой, что дед взялся за это дело, и была оскорблена, когда текст попал на Запад и был опубликован, подорвав ещё больше большевистскую репутацию Хрущёва. Для неё мемуары были причиной кончины её мужа, а начало этому положило, как она думала, предательство моего отца. Она была очень расстроена, что моя мама вышла замуж за человека, который оказался таким чужим для Хрущёвых. . Он принимал непосредственное участие в несчастной судьбе Бориса Пастернака и его романа «Доктор Живаго» (1957). После того как роман был опубликован в Италии и запрещен в СССР, разразился скандал, и Пастернак был вынужден отказаться от Нобелевской премии 1958 года по литературе. Хрущёв, остававшийся коммунистом до последнего вздоха, ни за что не согласился бы добровольно опубликовать свои мемуары на Западе и повторить судьбу Пастернака. Это было бы сродни эмиграции, крайней степени измены родине — тому, что как раз сделал дядя Сергей, переехав в 1991 году на постоянное место жительства в США. Он сам признавал, что отец был бы в шоке, узнай он об этом [125] Я тоже живу в США и потому разделяю «измену» дяди Сергея. Но в родственной иерархии я куда дальше отстою от Хрущёва: внучка, а фактически даже правнучка, которую дед знал лишь упрямой семилетней девочкой. А Сергей, оставшийся после смерти Леонида единственным сыном Никиты Сергеевича, был его гордостью: умница, ученый-ракетчик, который, к тому же, помогал ему сохранить его последнее слово для потомков. Дед бы ни за что не одобрил ни поступление сына на работу в Брауновский университет, ни его последовавшее американское гражданство. .

«Долгие годы ты хотел, чтобы виноват был мой муж. Теперь ты хочешь, чтобы виноват был ещё и наш отец», — подумала тогда мама. Но, не в силах противостоять брату, как всегда, промолчала в надежде, что всё пройдет.

По мере того как порочащие Леонида публикации множились, моя мама — к моему удивлению и к её чести — всё больше утверждалась в решимости дать им отпор, даже несмотря на свою болезнь. Это было то самое зерно протеста, которое проявилось, когда она распространяла диссидентскую литературу в Москве в 1960-70-е годы. «Мы не можем это так оставить», — сказала она. Это была позиция дяди Сергея. Несмотря на былые разногласия, она всегда считалась с его мнением, а он с одобрением отнесся к её попытке пойти в суд.

Однако я понимала, что при всей своей решимости мама одна не справится. Я просто обязана была ей помочь. Я и так чувствовала себя виноватой за то, что оставила её и приезжала в Москву только раз в год. А тут речь шла о защите честного имени семьи. Поэтому осенью 2004 года, отложив почти дописанную книгу о связях между романами Набокова и российской политикой, я вплотную занялась перипетиями семейной истории и обвинений против Леонида. Начатое мною расследование легло в основу данной книги.

Тогда я и помыслить не могла, насколько травмирующим окажется этот опыт. Мои руки тоже покрылись какой-то странной сыпью, я часто не могла заснуть ночами, мучаясь в догадках, почему русские всем нутром ненавидят Хрущёва — небезупречного, но вменяемого лидера, во всяком случае, в контексте своего времени — и продолжают любить Сталина, одного из самых жестоких диктаторов в мировой истории. Подстегиваемая этой загадкой нашего национального характера не меньше, чем желанием помочь матери, я всё больше углублялась в работу, читая всё, что только могла прочесть, и назначая интервью со всеми, кто мог дать мне хоть какую-то зацепку. Очень скоро вопрос, на который я искала ответ, изменился. Меня уже интересовало не столько, «мог ли Леонид быть советской версией Бенедикта Арнольда?», сколько, «что лежало в основе обвинений в измене, кто стоял за ними и почему они распространились так быстро?»

Как всегда, ценную подсказку я получила от Роя Медведева, который объяснил, что слухи эти родом из того времени, когда сместили деда:

Хрущёв пытался провести демилитаризацию страны. Уже тогда он проделал щель в накрепко запечатанных советских границах, пригласив в 1957 году иностранцев на Фестиваль молодёжи и студентов в Москве. В 1959 году он устроил первую Американскую выставку, где москвичи могли попробовать «буржуазную» пепси-колу и настоящую американскую кухню. Из своей поездки в Штаты в 1959 году он привез стиральную машину, а в 1960 году объявил о значительном сокращении наземных вооружённых сил, перенаправив деньги из обороны в народное хозяйство. Это вызвало предсказуемый протест людей в погонах, которые начали строить интриги и фабриковать «отвлекающую» легенду с целью дискредитировать Никиту Сергеевича. Имя Леонида всплыло на поверхность только тогда, когда до нас стали доходить эти глухие истории, в конце 1960-х годов. Брежнев готовился отметить девяностую годовщину со дня рождения Сталина (1968) и предпринял ряд реабилитационных усилий. Политическим заказом дня была дискредитация секретного доклада. После отставки Хрущёва службе внутренней безопасности было поручено разоблачить «его позорную антипартийную деятельность по обличению Сталина». Одним из элементов этой клеветнической кампании была история его сына — от преступной банды до фашистского плена: «яблочко от яблони недалеко падает», как говорили сталинисты.

После 1964 года имя деда было вычеркнуто из списка публичных имен. В то же время КГБ запустил кампанию по распространению слухов, смыслом которой было противопоставить «храбрость» сына Сталина «трусости» сына Хрущёва. В 1943 году Яков Джугашвили был убит при попытке бегства из нацистского лагеря, и КГБ использовал его смерть для грубой сравнительной версии: «Известно, что сын Сталина категорически отказался сотрудничать с врагом. А вот сын Хрущёва, который чувствовал себя обиженным на Советскую власть, пошел служить нацистам» [126] См. Удилов. За что Хрущёв отомстил Сталину. Хотя свидетельств того, что Яков сотрудничал с немцами не существует, нацистская пропаганда распространяла на оккупированных территориях листовки, в которых от его имени призывала советских солдат сдаваться в плен. «Не проливайте кровь за Сталина! — говорилось в одной из них. — Он сбежал в Куйбышев! Его сын сдался! Он спас свою жизнь, перейдя на службу к нам, и вы не должны жертвовать собой!» См. Ericson John. Hitler Versus Stalin. Carlton Books, 2002. P. 46. Листовок с упоминанием имени Леонида не существует, что является ещё одним доказательством того, что версия КГБ — фальшивка. .