Тотырбек Джатиев - Дика

— Давайте переправимся ночью, — предложила Илита, с состраданием глядя на бледного и уставшего Валерика. — А сейчас отдохнем. Только лучше бы нам оттянуться от берега.

Так и сделали. Но отдыхать не пришлось. Где-то в тылу, по-видимому в начале оврага, раздался собачий лай. Разведчики притаились. Неужели немецкий дозор с собаками? Тогда их найдут! Лай был все ближе и ближе… Возможно, овчарки шли по следу, и дозор не мог миновать разведчиков.

Илита мгновенно приняла решение:

— К берегу! Бегом! И все сразу в воду!..

Пригибаясь, Илита, Петруненко и Валерик бросились к устью оврага. В одну секунду сброшены телогрейки — в воде они набухнут и потянут вниз тяжелым грузом. Илита подбодрила взглядом Валерика.

— Не бойся, доплывем!.. — Она замялась. — Только брось автомат, он будет тебе мешать…

Валерик не ответил. Но, как всегда бывало в тех случаях, когда он не хотел согласиться с чужим мнением, на лбу его появилась упрямая морщинка.

— Ладно, — решила Илита, — не бросай. И все-таки запомни: жизнь человека дороже автомата…

— Смотря какого, — тихо сказал Валерик. Он решительно не желал расставаться с оружием Ибрагима Ибрагимова.

Сзади захлебывались лаем овчарки. Теперь уже было ясно, что они напали на след разведчиков в самом начале длинного оврага. А оттуда — прямая дорога к берегу!

Иван Петруненко отбежал в сторону, на ходу крикнув Илите:

— Пусть Валерик плывет между нами, Дика!

И бросился в воду.

Петруненко плыл широкими саженками. Автомат был у него за плечами. Он раза два оглянулся назад. Было видно, как он кивнул Валерику, торопя его. Но вот прыгнул в воду и Валерик. Последней бросилась в речку Илита.

Холодная вода обожгла ей лицо, как и тогда зимою, после гибели «Ласточки». Будто наваждение, перед глазами замелькали страшные картины ее борьбы с морем: медленные, тягучие волны шли одна за другой, относя Илиту все дальше и дальше от берега, злая лапа холода сжимала сердце, далекие разрывы зенитных снарядов — это били по оставшимся «уточкам» немецкие батареи — лишь подчеркивали безнадежность положения летчицы…

Илита окунула лицо в воду, почувствовала новый ожог и сразу же освободилась от страшных видений.

Она проплыла метров десять, когда из оврага вырвались две огромные овчарки. Следом торопливо шагали немецкие солдаты в зеленоватых шинелях с подобранными под ремень полами.

— Хальт! — заорал один из них, вскидывая автомат и выпуская бесприцельную очередь. — Хальт!..

И, словно в ответ на этот крик, из кустов справа и слева ударили два вражеских пулемета. Пули вспарывали воду между Илитой и Валериком. Пришлось нырнуть. Однако мысль, что Валерик побоится нырять с автоматом в руке, тут же толкнула ее к поверхности.

— Валерик, брось автомат! — повелительно крикнула она мальчугану. — Брось, говорю!..

Фонтанчики от немецких пуль приближались к Валерику. И тут он нырнул.

«Хватит ли у него смекалки отклониться в сторону? — мелькнуло в голове у Илиты. — Только так можно выйти из-под прицела…»

Мысль оборвалась. Илита тут же нырнула. А когда очутилась на поверхности, сразу же увидела Валерика. Он по-прежнему греб одной рукой, сжимая второй драгоценный автомат. По-видимому, он сумел выйти из-под огня немцев — течение несло его к берегу, занятому защитниками Севастополя. Молодец Валерик!

Сзади послышались торопливые всплески. Илита быстро оглянулась. Совсем рядом с ней скалила зубы немецкая овчарка — она догоняла разведчицу.

Илита в третий раз нырнула, пошла под водой в сторону. Когда задерживать дыхание стало уже невмочь, рванулась вверх. Теперь картина изменилась. Со своего берега их заметили, начали прикрывать огнем. Собака взвизгнула, голова ее исчезла под водой. Один из немцев на том берегу, нелепо взмахнув руками, повалился лицом вперед, а двое других, согнувшись и петляя, побежали к кустам.

Как сквозь сон, Илита подумала, что Петруненко уже достиг берега. Это он стрелял по собаке, он убил немца-дозорного. Так оно и было. Но после первого же выстрела Петруненко по дальнему берегу начали бить и наши минометы.

Илита была уже на берегу. Она готовилась к быстрой перебежке: лишь бы добраться до кустов, а там и лес рядом, он укроет, спасет… Но где Валерик? В волнении она позабыла о мальчике. Вот глупая! Илита выскочила на открытое место, чтобы найти Валерика…

Впрочем, к этому моменту вражеские пулеметы уже замолкли. Наши минометы накрыли их сильным и метким огнем.

Ах вот он, Валерик! Плывет медленно, то опускает лицо в воду, бессильно никнет, то вновь поднимает голову.

Илита в один миг очутилась около мальчика и вытащила его на берег.

— Дика! Валерик! — окликнул их Петруненко из кустов. — Бегите сюда, я вас прикрою огнем!

Валерик ожил, подстегнутый этим ободряющим криком. Они побежали к кустам, откуда Петруненко вел огонь по фашистам.

Крепкий парень в тельняшке и бушлате подхватил ослабевшую Илиту, потом оставил ее, метнулся к Валерику.

Он подхватил бесчувственного мальчика и в один миг донес его до кустов.

Только тут наконец можно было отдышаться. Матросы — их было человек пять-шесть, — улыбаясь, смотрели на Илиту и Валерика. Петруненко подсел к мальчику и ласково обнял его:

— Вот мы и у своих!

«У своих!» — счастливо улыбнулась Илита.

В душные июньские ночи над развалинами Севастополя стоял густой, неприятный туман. Стрелы ракет — и наших, и немецких — с трудом вспарывали его толщу.

Илите часто казалось, что туман этот рожден не разрывами снарядов и бомб, не дымом от все еще тлеющих пожарищ — хотя в городе давно уже сгорело все, что могло гореть, — не поднятым к небу прахом земли. Ей думалось, что зловещее темное облако, упавшее на Севастополь, — страшное чудовище, выпестованное самой войной.

Наступали последние дни героической обороны Севастополя.

В июне Гитлер бросил на город двенадцать дивизий — почти двести тысяч солдат и офицеров, около тысячи танков, семисот орудий, более пятисот бомбардировщиков! Во сколько же раз фашистов было больше, чем защитников Севастополя? В двадцать, в тридцать?..

Илита слышала, что на одного защитника крепости приходилось пятнадцать — двадцать врагов, прекрасно вооруженных и сытых. А севастопольцы жили впроголодь, и патроны выдавались бойцам лишь по десятку в день.

Севастополь встал непреодолимой преградой на пути гитлеровцев, спутал их планы летнего наступления на Кубань, Ставрополье, Кавказ — районы, богатые хлебом и нефтью. Оставлять у себя в тылу непокорившуюся крепость Гитлеру казалось опасным, да и престиж фашистов, привыкших в Европе к легким победам, падал с каждым днем. Гитлера раздражало, что, задержавшись на юге, он до наступления зимы не мог снова повернуть свои бронированные орды на Москву, окружить ее и сровнять с землей. Он был взбешен нечеловеческим упорством защитников и Севастополя, и Ленинграда, и Сталинграда. Он не мог понять, как держатся эти превращенные в руины, обескровленные города.